Инсбрукская волчица

Мартин лишь скептически покачал головой. В последнее время он всё чаще спорил со мной, хотя раньше не решался. Ну что тут сказать? Заматерел, как сыщик, а значит, выйдет из него хороший следователь.

– Дохлое это дело, господин инспектор, – возразил толстяк, – Зигель подумает, что за Густавом хвост и… Правильно подумает, между прочим.

– А мы не собираемся приступать к выполнению этого плана прямо сегодня. Тем более, что для проверяющего я должен набросать его на бумаге. Наш проверяющий Бор очень любит просматривать бумаги. Так что мне придётся ещё раз доставить ему это удовольствие. Но пока что…

Я встал из-за стола, вытащил из нижней тумбы шкафа узел с вещами и водрузил обратно взятые оттуда папки. Господин инспектор Бор рассудил неверно – у меня и в мыслях не было «подчищать хвосты», готовясь к его приезду. Хватало и других дел. Я взял у дежурного ключ и отнёс вещественные доказательства в комнату, для них предназначенную. Меня несколько беспокоило отсутствие платья Евы, но я был почти убеждён, что щёголь Бор не будет копаться в окровавленных вещах.

Гораздо больше меня занимал вопрос, кто всё-таки написал на нас донос. Я вспоминал неровные строчки на слегка помятом листке. Почерк был совсем детским. Может быть, кто-то из младших классов той же гимназии? Я пытался представить ребёнка, девочку, которая бы симпатизировала Анне Зигель. Ничего из этого не получалось. Все отзывы об этой ученице были таковы, что вообразить её дружбу с одной из младших учениц было невозможно. Как и невозможно представить желание кого-то постороннего отвести от неё подозрение.

И тут я вспомнил:

«Она училась в гимназии, а я закончил только народную школу…»

Густав! Неужели опять он? Уровень грамотности письма соответствовал как раз выпускнику народной школы, причём не очень старательному выпускнику. Но хитрость, с какой в донос была вставлена фраза «Все люди не верят, никто не верит», вызывала у меня сомнение. Густав на хитрость был абсолютно неспособен. Неужели ему кто-то помогал писать письмо? Или Густав здесь вообще не при чём?

Работалось после бессонной ночи плохо. Болела голова, внимание было рассеянным. Я с трудом дождался возвращения инспектора Бора с места преступления. Не знаю уж, какие выводы сделал проверяющий, осмотрев пожарище, но надменность его после этого немного поубавилась. Да и лакированные туфли, в которые он был обут, потеряли свой первоначальный блеск. Сообщив нам, что своё знакомство с этим делом он продолжит завтра, Генрих Бор отбыл в гостиницу, а я, понимая, что сейчас толку от меня немного, решил пойти домой отдохнуть.

У дверей участка меня, к моему удивлению, ждала Берта. «Хочет попросить, чтобы я не рассказывал о её приключениях матери», – догадался я.

Мы с дочерью молча пошли по улице по направлению к дому. Это было дружеское молчание. Берта знала, что я хочу сказать ей, а я знал, что она хочет сказать мне.

– Знаешь, кому это платье принадлежало при жизни? – спросил я Берту, когда мы подходили к дому, – это платье Евы Гюнст. Двумя годами тебя младше. Зигель её убила первой, вместе с подругой. Они опоздали на последний урок, а на их пути и встретилась эта тварь. Что бы она с тобой сделала, а?

Берта молчала. Спокойный задушевный разговор действовал на неё лучше любых нудных нотаций и ругани.

– Между прочим, – мы уже подошли к парадной, – она меня чуть не убила.

Я снял с головы кепку и тут же невольно ойкнул: я снова содрал корочку на своём затылке. Волчица стукнула меня крепко, причём явно с тем расчётом, чтобы я потерял сознание, но не умер. Наверное, Берте повезло, что я не сразу осознал присутствие Анны, вряд ли бы тогда я смог сохранить самообладание. Лишь когда я увидел рядом с деревом знакомые следы ботинок, несомненно, сорокового размера с прямым срезом каблука, я понял, что был на волосок от смерти. Анна расправилась бы со мной, не нарушь девочки тишину.

Я снова поставил себя на место преступницы.

Я точно слышу выкрики, смех, вижу напоминание себе о том, что случилось. И вот передо мной, точно из-под земли, вырастает чучело в окровавленном платье первой жертвы… Скрыться, вот верное решение. Нападать было рискованно: кто-то мог поднять тревогу, а раз инспектор здесь бродит, значит, рядом и патрули. Группа прикрытия.

Едва я отпер дверь, Марта буквально налетела на нас.

– Берта! Господи, где тебя черти второй день носят?! Вчера явилась ночью, сегодня куда-то ушла, не предупредив!

– Тише, Марта, не кричи, – попытался я успокоить жену. – И так голова трещит.

– Да уж, воспитали на свою голову… Куда ходила, а?

– Потом, Марта, потом. Лучше аптечку принеси.

На время и жена, и сын, до того сидевший на кухне и трескавший орехи, забыли обо всём и занимались перевязкой. Навыков Марты вполне хватало для этого: она ещё в детстве училась этому делу, помогая перевязывать младших братьев и сестёр, вечно поцарапанных и ушибленных.

– Где тебя так угораздило? – сочувственно спросила Марта.