Инспекция. Число Ревекки

– В Христа и заповеди его и верю. А чтоб верить, мне посредники не нужны. Много берут они. И без них знаю: если обидели меня, значит, было это заблуждение, которое разъяснить обидчику надобно, а не бить его. Зачем мне с ним враждовать, когда землю его и золото я не возьму с собой далее? Ведь тот кусок земли или просто вещица ценная, которую мы считаем своей, – она же не часть нас, а только называется нашей. Потом ее другой дурак схватит и тоже назовет – «моя». И стоит ли устраивать бой за это? Всего лишь за верование, что обладаю я чем-то? Да и не нужны мне власть и богатства, если заставляют скидывать личину человеческую и превращаться в зверя. Избави меня от той власти и богатств, ведь не знаю себя до глубин и не ведаю, смогу ли противостоять перерождению в зверя алчного и жестокосердого, познав их. Знаю также, что клясться нельзя, да еще на кресте, на котором распяли того, кто заповедал не клясться, потому что всякая клятва есть вымогательство, всякая присяга ведет к злу, – поглядите вокруг. Каждый на той вышке верит теперь, что это снимает с него всякую ответственность за все в этом лагере, так как воля его вроде бы теперь и не его вовсе, а отдана тому, кому присягнул он. Потому это служение представляют великой добродетелью, когда это – самое противное истинной природе вольного человека. Потом все вопрошаем, за что страдания нам даются, безгрешным всякий себя считает. А ты приходи на фронт: там, как дым уляжется, много таких безгрешных с перебитыми ногами и развороченными рылами. И рыдают: «За что?» А на другой стороне стонет такой же с оторванными руками – а руки ему кто оторвал? Больно тому, и другому больно, и матери их дуреют от горя, думаешь, я не жалею их? И я жалею, и им себя жалко, и через ту жалость сложно разглядеть, что эта боль нам – за наш общий самообман. Оно, конечно, сложно принять, что ошибаются все, а ногу оторвало тебе, за заблуждения других. Но в том и урок для нас. Неразрывно все связано… И ты скажи мне, умная, когда оба они доблестные и оба за правду пошли, кого из них наградить Богу, а кого покарать? Бог видит лишь, что одно его творение пошло убивать другое и не задумалось даже, что жизнь его ценят дешевле пули. Пулю из человека назад не вытащишь, на новую пулю деньга нужна, а солдат бабы еще нарожают, и без меры, коль правильно дело устроить. А потому махнут рукой на те потери и забудут – восполнится. За одну мирную ночь восполнится. Хватит на все войны. А для бабы потери на фронте – это ж не просто циферка да номерок, это ж целый мир в пеленке, в котором и она сама вся заключена. Дышать на тот мир ей страшно, а его кукожат до chair à canon[79].

Ревекка знала французский, хотела она шепнуть Касе, что означали эти слова, да та и без того, судя по всему, поняла. Уж слишком очевидный был контекст. Ревекку удивило, что произнесены эти слова были без всякого акцента, будто знала эта загадочная женщина с длинными ресницами французский как свой родной язык. Не из простых, определенно, образованна была.

А та тем временем вперила в Касю пытливый взгляд:

– Должны понять, наконец, что все подчиняется высшему закону – мы жнем то, что посеяли. Потому помогай тем, кому нужно, корми голодных, лечи больных, учи неграмотных. То будет щедрость твоя. Не твори насилие, не убивай, не воруй, не лги, не принимай яды, опьянение вызывающие. То будет нравственность твоя. Умей различать, где истинно добро, а где зло, где ложь, а где правда, где боль, а где упокоение, где счастье, а где… так… видимость. Научишься различать одно от другого – то будет мудрость твоя. А все вместе – то, что сеять и надо. Дай миру то, что сама хочешь получить от него. Здоровой хочешь быть? Что сама для здоровья других сделала? Подала ли чашку воды подыхающей от жажды, дала ли тряпку укутаться замерзающей?

– Дам – сама загнусь, – проворчала Кася.

– Да загнешься, куда денешься. Если так рассуждать будешь. А ты питай других по мере сил и возможностей. А возможности есть, всегда есть, ведь даже тут носишь своей… – И она кивнула на Ревекку. – И увидишь, что силы твои расти будут, а возможности множиться. Усвоишь это, усвоишь и причины горестей своих. А там, глядишь, и поменяешь что-то. Думаешь, сейчас ты ничего не делаешь? Ты меня слушаешь, а это тоже дело. Уже и у этого будут свои последствия, даже если твой разум отбивается от меня. Семена сеются каждый миг, даже когда просто лежишь и размышляешь.

– Только и могу, что размышлять. Как выйти отсюда и фрица поганого на штык насадить. И кишки ему наружу пустить.