Инсталляция (СИ)

— Это была отличная затея, да вот не учёл, что матрас тяжёлый как тварь, а внизу у кровати дощатые латы. Сколько пытался приподнять всё это, сдвинуть!.. Так рад, что именно ты открыл люк. Сам понимаешь, я бы кому угодно… Но тебе особенно.

От прежней полноты было ни капли — жизнь обстругала старого друга до щепки, выжав лицо в единый мускул, и пустила лихорадочную искру в глаза. Роль одежды на нём играли какие-то лохмотья с бахромой ниток наружу, зато на удивление чистые. Очки несколько пожелтели и покосились.

— Добро, как говорится, пожаловать, — развёл руками Евгений, как бы приглашая оглядеться.

Внизу тоже обошлось без окон. У одной стены стоял стол с россыпью тарелок и кружек, из которых росли грибы и какой-то мох, напротив лежал голый матрас с неаппетитными пятнами по центру, всю третью стену занимала испачканная простыня на гвоздях. В отдельном углу мерцал монитор, подключённый, очевидно, к камерам в вестибюле, а вдоль стены, которую Александр принял за свободную, тянулась верёвка из тонко свёрнутого покрывала, на которой сохло бельё.

— Знал бы ты, как муторно стирать в душевой кабине, а иногда унитазе.

Александр стал быстро-быстро озираться вновь, и не обнаружил двери. Евгений невесело хохотнул.

— Номер замурован, и таких здесь много. Мне повезло, что сюда ещё подают воду, тепло, электричество. Хоть и с перебоями…

— Поэтому люк?

— Его я впилил сам. Не смотри так, я проверял теорию замурованных номеров и, как видишь, не ошибся. Вот, вычеркнул из списка загадок Чернокаменска.

Евгений подвёл его к простыне, которая оказалась исписанной бесконечными колонками текста, и ткнул в соответствующую запись. Александр разобрал «Щебень», «Геннадий Сергеевич» и «Горохов?», остальное из-за отвратительного почерка было не разобрать. Зато теперь он обратив внимание на жутко масштабную поделку на полу ниже самодельного холста из простыни. Поделка была сработана из кусочков паркета, уходящих в потолок верёвочек, гвоздей и скотча. Александр вновь оглядел безумное жилище, и его охватил запоздалый ужас.

— Что произошло с тобой, Евген…

— Одержимость, — серьёзно и несколько буднично ответил тот. — Отец Иоганн из местного костёла сделал всё, что мог, но экзорцизм не помог. Приходится… Ладно, что всё обо мне, ты-то чего тут шаришься, Сань?

Было в голосе старого друга что-то, отчего Саня отринул все опасения и начал рассказывать — долго, со всеми подробностями и без утайки. Евгений слушал, время от времени сверяясь с простынёй, и что-то записывал в блокнот, который он достал из кармана своих лохмотьев. Так Александр наконец-то признал в них вусмерть заношенный гостиничный халат. Евгений вдруг поднял руку посреди описания, как ужасно воняет в обеих его комнатах:

— По каким, говоришь, адресам живут твои друзья?

— Я не говорил.

— А вот говори!

Пока Рассветов называл адреса, Евгений носился вокруг своей поделки из паркета и верёвочек и приходил в неописуемый восторг.

— Сходится! Сходится! Саня, ты помогаешь! Начинаю подозревать, ты здесь неслучайно!

— Меня навёл к тебе Кент, — отвечал Александр, с лёгкой опаской наблюдая за его активностью.

— Кто?..

— Мой приятель, ты его не знаешь. Загремел недавно в Гоголевку в ходе одного крупного дела.

— А-а, Инок, что ли? Этот псих — мой лучший информатор.

Александр переводил настороженный взгляд с поделки на увлечённо копающегося в ней Евгения, пока тот, наконец, не распрямился и вскинул руки в победном жесте.

— Саня-я-я! Саня! Это мой последний и, похоже, ключевой проект. Ты, вижу, совсем не догоняешь. Иди сюда. Да не бойся, не двинулся я в этих стенах!

Рассветов сделал неуверенный шаг и остановился.

— Ну и ладно, зрение у тебя всё равно получше. Гляди, — указал Евгений на свою поделку. — Не буду спрашивать, что ты видишь, иначе бы сам подполз от восторга. Так вот, это довольно точная модель Чернокаменска.

Александр вгляделся и к своему ужасу стал узнавать очертания родного города. Он и сам не заметил, как подобрался вплотную, созерцая на диво тонкую работу. Улицы, площади, река Каменёвка… Всё на месте, даже не придраться. Евгений как-то рассказывал, что дед его был мебельных дел мастером; похоже, значительная частица таланта передалась потомку.

— А верёвочки?

— Это самое интересное! — Старый друг прямо-таки источал энтузиазм. — Как-то раз я наблюдал истоки того, после чего Чернокаменск отрезало от окружающего мира…

— Злополучный март, — прошептал Александр.