– Вы еще что-то хотите? – спросил его полицейский тоном человека, который ясно дает понять, что разговор окончен.
Застигнутый врасплох, Давид посмотрел на него и поморщился. Нет, он больше ничего не хочет, только уйти отсюда и пойти домой.
Он помотал головой и встал. Потом быстро вышел, так ни о чем и не попросив.
Глава 38
Со смертью Эрнеста на Давида и Летицию словно опустилась темная пелена, как будто кто-то наложил на них проклятие. Меньше чем за три месяца из жизни ушли два близких им человека, и это внушало подозрения относительно их собственного будущего. Ореол тайны, окружавший обстоятельства смерти старика, только увеличивал тревогу.
Надо было как-то рассказать о происшедшем Мило, что они и сделали, отнеся смерть Эрнеста к событиям естественным: случается, что старые люди умирают, и это в порядке вещей.
Однако мальчугана это не утешило.
В отличие от потери Максима, потеря Эрнеста вызвала целый водопад слез. Летиции это принесло облегчение: она предпочитала, чтобы сын открыто выражал свои чувства, а не держал их в себе. У нее до сих пор стыла кровь в жилах при воспоминании, с каким равнодушием он воспринял известие о смерти Максима, хотя и тогда он несколько дней ходил мрачный. Но теперь… Мало того, что его перестало интересовать все, что происходит на уроках и на переменках, личико его выглядело совсем измученным, и он даже потерял аппетит.
Давиду и Летиции, которые поначалу не придали большого значения предложению доктора Жюстин Филиппо относительно терапии, пришлось пересмотреть свое решение. Тем более что они и сами начали понимать, что у них кончаются силы, и будет непросто спокойно встретить будущее. Летиция очень плохо спала, ночи напролет ее мучили беспокойные видения и абсурдные образы, и она безуспешно пыталась понять, что они означают, когда ранним утром сон ее покидал. Но у нее ничего не получалось. Шли дни, и она постепенно поняла, что два трагических события вконец исказили ее представление о мире. Она стала боязливой, все время была настороже, тревожно вздрагивала при каждом телефонном звонке, убежденная, что вот-вот на нее свалится еще одна катастрофа, а при каждом непривычном звуке в доме, в кабинете или на улице ее пробирала дрожь.
Ее неусыпная бдительность, сначала нудноватая, потом надоедливая, а потом просто невыносимая, обрушилась прежде всего на Мило. Она не отставала от него ни на шаг, не давая ни минуты передышки, следила за каждым жестом, охраняя его от всего и от всех, в постоянном страхе, что с ним что-нибудь случится.
Если Давид и испытывал те же чувства, то выражал их совершенно по-другому. Более замкнуто и более агрессивно. Защитные инстинкты, которые выработались еще в детстве, снова начали доминировать над его реакциями, и к этому прибавлялись еще смутные воспоминания о той эпохе, когда каждый день был как сражение. И сверх того, его мучили сомнения относительно смерти Эрнеста. И то, что события развернулись в нескольких шагах от его дома, ему очень не нравилось. Представить себе можно было что угодно. Прежде всего самое плохое. Прошлое имеет досадную тенденцию становиться настоящим.
Его понемногу снова начинали мучить былые демоны.
На первой линии в этом тумане и мраке находился Мило, настоящая промокашка для мучительных эмоций, пожиравших родителей. Сначала мальчик изо всех сил сопротивлялся опеке матери. Ее постоянный прессинг сделал его упрямым и строптивым. Он стал настоящим «мальчиком “нет”», без конца дерзил и жаловался. Что же до Давида, то он внушал Мило тоскливый страх. Если Летиция, оставаясь с ним один на один, просто не могла вывернуться из этой ситуации, то, когда возвращался отец, мальчуган переставал упрямиться и мягчал, но без радости и чувства солидарности.
В общем, они снова пришли на прием к Жюстине Филиппо.
– Если я правильно понимаю, то в первый раз вы ко мне пришли, потому что решили, что ваш сын недостаточно ярко выражал свою скорбь. А сегодня, наоборот, потому что он слишком остро реагирует на ваше беспокойство.
Давид и Летиция смущенно переглянулись.
– Мне хотелось бы этот сеанс провести наедине с Мило, – прибавила детский психиатр. – Вы можете подождать его в комнате ожидания.
Оба послушно встали и вышли из кабинета.
– У меня такое ощущение, что я плохая ученица и меня выставили за дверь класса, потому что я не выучила урок, – вздохнула Летиция, усаживаясь на стул в маленьком зале ожидания.
– Вот-вот, – пробурчал Давид.
И прибавил, заметив удивленный взгляд жены:
– Если бы мы хорошо выучили урок, мы бы тут не сидели.
Из этой реплики Летиция заключила, что сеанс психотерапевта ее муж воспринял как личное поражение. На миг ей захотелось оспорить такую точку зрения и смягчить эту горечь поражения с примесью бессилия… Но она промолчала. Что толку?