Хорек набросился на Леонарда, пытаясь оттеснить его дальше от хозяйки. Однако фидо был не по зубам такой соперник. Терр изловчился и, схватив храброго зверька, со злостью откинул в сторону.
Он положил пятерню на ствол дерева – пальцы окрасились красным. Губы парня зашевелились, произнося еле слышные слова. Вдали раздался пронзительный свист веток и сдавленный визг, в котором я узнала своего питомца. Слезы навернулись на глаза. Скит, зачем ты это сделал?
Леонард отнял руку от дерева, и шелест быстро стих. Лишь тихое поскуливание убеждало в том, что фидо еще жив.
Хотелось броситься на противника и убивать его долго и мучительно. Он обязан понести наказание за боль моего подопечного, но сил не было даже на легкое движение пальцем. Оставалось лежать и наблюдать за всем со стороны.
– Мило, не правда ли? – терр злобно ухмыльнулся. – Вы умрете вместе. Трогательная картина – брат непременно оценит.
Он наклонился и, закинув меня на плечо точно куклу, понес. Куда? Уже неважно. Я подвела питомца, и сейчас он погибал из-за моей слабости.
Тонкий пульс зверька пробивался в голове. Прерывистая ниточка становилась слабее, тая с каждой секундой. Нет, он будет жить! Хьюго, прошу, если ты слышишь, спаси Скита и отпусти. Наказание за потерю хозяина не должно его коснуться. Пусть он будет свободен от Хэдеса.
Висеть на плече Леонарда было неудобно: его кость больно упиралась в рану на животе, заставляя при каждом шаге стонать от боли. Я стискивала зубы, стараясь издавать как можно меньше звуков, чтобы не радовать мучителя.
Мысли упорно вертелись вокруг неизбежного. Не так мне представлялась отправная точка дороги в вечный покой. Я-то надеялась еще раз увидеть самые смешные моменты, проведенные в замке. Книги врали: никакая жизнь перед глазами не собиралась проноситься. В поле зрения попадала лишь промерзшая земля, укрытая местами грязной крупой снега, да корни деревьев, торчащие наружу.
В глубине души жила надежда, что сюда примчится спаситель на вороном племенном жеребце, но время шло, а рыцарь, очевидно, задерживался. Хьюго тоже не мог подняться на поверхность. Свет луны спалил бы его глаза, и терр сразу бы стал счастливым обладателем двух обездвиженных тел.
Парень подошел к массивному буку и, скинув меня с плеча, грубо впечатал в ствол дерева. Я сжала зубы. Только бы не закричать. Боль была невыносимой. Множество сучков впились в кожу, плечо обожгло новой порцией огня.
– Чтоб ты сдох, Леонард, кто учил тебя манерам?! – я изо всех сил старалась удержаться в сознании.
– А ты, аструм, знаток этикета? – хмыкнул терр. – Жаль лишать ваше племя такого ценного экземпляра.
Он провел рукой по лицу, смазывая остатки крови на ладонь, и прислонил ее к дереву. Красный след на изрезанной бороздками коре не замедлил себя ждать. Вот еще один слуга, позволивший себя использовать.
Я почувствовала, что тону – старый бук утягивал в трясины. Руки обхватило тисками, ноги глубоко завязли, и даже головой не удавалось пошевелить.
Леонард отошел на пару шагов назад и довольно оглядел свое творение:
– Прекрасно выглядишь. Я начинаю понимать, что брат нашел в тебе: ты совершенно бесполезное и слабое животное. Он с детства любил таскать домой блохастых тварей, – юноша громко рассмеялся и пошел прочь по дорожке, радуясь собственной шутке.
– Эй, постой, а как же я?! – над парком разнесся слабый крик.
Леонард обернулся и указал на горизонт:
– Смотри туда. Обещаю, рассвет будет незабываемым.
Он махнул рукой на прощание и растворился среди деревьев.
Рассвет? Он сказал рассвет? До него оставалось меньше двух часов. Значит, я просижу в капкане, а потом солнце сожжет мои глаза. Потрясающе.
Если бы Леонард знал, как я мечтаю увидеть восход и почувствовать теплые лучи светила на коже. Увы, нокскуры лишены подобных радостей. Мы ночные создания, вынужденные всю жизнь проводить под луной. Однако по милости врага сейчас и она была недоступна. Парень специально выбрал место, неосвещенное бледным светом, с которого, тем не менее, прекрасно проглядывался порозовевший кусочек неба.
Надо выбираться отсюда, но как? Будь у меня сила терра, не пришлось бы ничего придумывать: древесина под спиной пропиталась моей кровью, это мамонта бы подчинило – что уж говорить о дряхлом буке. Жаль аструмам такое не под силу. Аврелиус единственный из нас, кто заключил договор с природой, хотя фактически его нельзя считать стражем. Тот, кто родился из чрева женщины и не имеет пары, никогда не будет одним из нас.
Висеть на дереве становилось неудобно. Мышцы затекли, конечности практически не чувствовались, мы медленно сливались с деревом, превращаясь в единое целое – холодный кусок неживой плоти.
Я облизала пересохшие губы и закричала:
– Скит!
Фидо не отвечал. Ни шороха, ни слабого звука не раздавалось в тишине. Зверек лежал без сознания там, среди деревьев.
Я закрыла глаза, пытаясь связаться с питомцем. Раньше мы не пробовали подобного общения, однако, когда речь идет о его жизни, нельзя ничем пренебрегать.