— Нет, не знаю.
— Ты знаком с Джорджем и Хелен?
— Никогда о них не слышал.
— А кто те люди, которые тебя похитили?
— Даже не знаю.
— Что они хотели?
— Не знаю. Это загадка. Они не приставали ко мне, не задавали вопросов, я не слышал ни о каких других детях, и я не знаю где это место. Когда полиция будет меня допрашивать, я больше ничего не скажу.
— Все верно.
— В конце концов, копы сдаются, и я уезжаю в Неваду и живу долго и счастливо с тетей, дядей и Бобби. — Бобби — это брат Ника, который был на круглосуточной вечеринке в ночь похищения Ника.
— А когда ты узнаешь, что твои родители умерли?
— Для меня это страшная новость. И не волнуйся, я буду плакать. Это будет нетрудно. И это не будет подделкой. Поверь мне на слово. Мы закончили?
— Почти. Попридержи кулаки. Те, что на концах твоих рук, и те, что в твоей голове. Живи долго и счастливо.
— Это будет не просто, чел. — В глазах Ники заблестели слезы. — Это будет чертовски непросто.
— Я знаю, — сказал Тим и рискнул его обнять.
Ник сначала пассивно позволил ему это, потом обнял в ответ. Крепко. Тим подумал, что это только начало, и решил, что с мальчиком все будет в порядке, сколько бы вопросов ни задавала ему полиция, сколько бы раз ему ни твердили, что молчать нет никакого смысла.
Джордж Айлс был единственным, о ком Тим беспокоился, в случае если дело дойдет до допроса с пристрастием; ребенок был болтушкой старой школы и прирожденным фантазером. Тим, однако, думал — и
Теперь Ник и Калиша обнимались у почтового ящика в конце подъездной дорожки, где Мистер Смит своим шепелявым голосом возлагал вину на детей, которые хотели только одного — остаться в живых.
— Он на самом деле её любит, — сказал Люк.
Но Люк был не первым мальчиком, оказавшимся лишним в любовном треугольнике, и не последним. И было ли слово «любовном» правильным? Люк был великолепен, но ему было всего двенадцать. Его чувства к Калише пройдут, как лихорадка, хотя говорить ему об этом было бы бесполезно. Но он будет помнить, как Тим помнил девушку, от которой сходил с ума в двенадцать лет (ей было шестнадцать, и она была на много световых лет его старше). Так же, как Калиша будет помнить Ники, красавца, который постоянно сражался.
— Она и тебя любит, — тихо сказала Венди и легонько сжала загорелую шею Люка.
— Не так, — хмуро ответил Люк, но тут же улыбнулся. — Какого черта, жизнь продолжается.
— Тебе лучше взять машину, — сказал Тим Венди. — Автобус не будет ждать.
Она взяла машину. Люк подъехал с ней к почтовому ящику, потом встал рядом с Калишей. Они помахали рукой, когда машина тронулась с места. Рука Ники высунулась из окна и помахала в ответ. А потом они исчезли. В правом переднем кармане Ника — том, в который труднее всего было залезть какому-нибудь карманнику на автобусной станции, — лежали семьдесят долларов наличными и телефонная карточка. В ботинке у него был ключ.
Люк и Калиша вместе пошли по подъездной дорожке. На полпути Калиша закрыла лицо руками и заплакала. Тим начал было спускаться, но передумал. Это была работа Люка. И он сделал все что нужно, обняв ее. Поскольку она была выше, то положила голову ему на голову, а не на плечо.
Тим услышал гул, теперь только тихий шепот. Они разговаривали, но он не слышал, о чем, и это было нормально. Это было не для его ушей.
Через две недели настала очередь Калиши уезжать, но не на автобусную станцию в Брансуике, а на ту, что в Гринвилле. Она прибудет в Чикаго поздно вечером на следующий день и позвонит сестре в Хьюстон с Военно-морского пирса. Венди подарила ей маленькую расшитую бисером сумочку. В ней было семьдесят долларов и телефонная карточка. В одной из ее кроссовок был ключ, такой же, как у Ники. Деньги и телефонную карточку можно потерять, ключ — ни в коем случае.
Она крепко обняла Тима.
— Этого конечно недостаточно за то, что ты для нас сделал, но у меня больше ничего нет.
— Хватит, — сказал Тим.
— Я надеюсь, что конец света наступит не из-за нас.
— Я скажу тебе это в последний раз, Ша — если кто-то нажмет большую красную кнопку, это будешь не ты.
Она слабо улыбнулась.
— Когда мы были вместе в самом конце, у нас была большая красная кнопка, способная превзойти все большие красные кнопки вместе взятые. И было так приятно её нажимать. Вот что меня преследует. Как приятно это было.
— Но с этим покончено.
— Да. Все уходит, и я этому рада. Никто не должен обладать такой властью, особенно дети.
Тим подумал, что некоторые из тех, кто имел возможность нажать на большую красную кнопку, были детьми, если не телом, то разумом, но промолчал. Она стояла перед неизвестным и неопределенным будущим, и это было страшно.
Калиша повернулась к Люку и полезла в свою новую сумочку.
— У меня есть кое-что для тебя. Она была у меня в кармане, когда мы уходили из Института, и я не этого осознавала. Я хочу, чтобы она стала твоей.