Институт благородных отбросов

Но для того и существуют друзья, чтобы выручить в трудную минуту, поделившись конспектами лекций.

— Я не поняла, это что: мне теперь на все лекции ходить, что ли?! Вообще отстой! — сказала ферпия и прикинулась от огорчения страусом, спрятав голову под подушку Тори.

Подушка начала дымиться.

Крикнув: "Горим!", ближайшая горгулья окатила водой полкомнаты. На шум вбежал доктор, задергал глазом, схватил полотенце и попытался выгнать Сильвию вон. Именно в этот момент явилась пожилая гоблинша-репетитор, приставленная к Виктории.

Старушка пискнула: "Зайду позже" и ретировалась. В дверях она столкнулась с Пейдином, который уронил полные сумки тяжелых предметов — предсказуемо себе и ей на ноги.

— … вот так все и произошло, — закончила свой рассказ Виктория. Сангатанга Энжей окинул разгромленную палату скорбным взглядом. Вздохнул. Покачал головой: у спасительницы института был настоящий талант создавать кипиш практически на пустом месте.

— Я понимаю, — повернулся он к лепрекону, — одну пару гантелей для друга, не способного посещать спортзал. Даже две пары гантелей могу понять. Но зачем вам два мешка этого барахла?!

— Так по дешевке взял, — развел руками Пейдин. — Хотел продать остальное дроу и оркам…

— Сил моих больше нет! — простонал доктор.

— Идея! — воскликнула Тори. — Давайте уже меня выпишем!

* * *

И все ее старания оказались напрасны.

Почти все.

Студенту с дивным золотым переводчиком не грозили ни основы магии, ни артефакторика. Госпожа Туула выгнала Тори с порога — развернула со словами: "Нет языка — нет заклинаний. Сильвия не простит, если ты здесь убьешься!".

"Нет ножек — нет мультиков!" — проворчала Тори и пошла пытать счастья в другом месте.

Маленький, кругленький и очень пугливый гоблин-артефактор дважды спасался от Виктории бегством. Загнанный в угол в одном из Эшеровских коридоров, сказал то же, что и гарпия прежде: без понимания предмета головой на этом самом предмете делать нечего.

Оставалось зубрить гоблинский, мечтать о волшебстве, и сожалеть, что на свидания с Чарли нет ни сил, ни времени. К счастью, Тори открыла для себя религиоведение.

Если чуть-чуть подумать, для землянина этот предмет был не менее уникален, чем магия. Никаких шуточек на тему: "Когда бог говорит с тобой, это шизофрения" — в мире Энзэ пообщаться с богом оказалось так же реально, как с членом парламента. И примерно так же накладно: пока договоришься о встрече, пока заплатишь все налоги-пошлины-взятки, пока дождешься очереди… проблема уже либо отпала, либо переросла в другую.

Приходилось вставать в очередь снова.

Постояв раз-другой, вопрошающий уходил разбираться с проблемой без божьей помощи. Иногда это кончалось войнам и революциям, но редко. Жрецы клялись, что боги придумали бюрократию и волокиту потому что ожидали от паствы самостоятельности. К тому же, у главного по бытию — Великого Космоса — на все был один ответ: "Не суетись!". А пацифистка Мать-Природа говорила: "Всем добра!" и советовала беречь друг друга.

Об этом Тори узнала на первой лекции, пережив ради нее настоящую битву. Преподавательница не верила, что к ней пришел всамделишный живой студент.

* * *

В аудиторию она забрела случайно: шла в столовую и увидела синюю дверь. Виктория просто решила узнать, что там внутри — огромное пространство или крошечная кладовка.

Внутри оказалась скорее кладовка, чем почти бесконечный зал. Пахло старыми книгами, сушеными травами и восковыми свечами. Окна были слегка задрапированы паутиной, столы припорошило пылью достаточно, чтобы на ней писать, плакат на доске выцвел до полной неузнаваемости.

Хотя что-то знакомое на нем все-таки было.

Тори подошла ближе и пригляделась: "Офигеть! Это же…"

— Вон! Хулиганье! Шляются тут всякие… Вон!

То, что Виктория сочла кучей пособий, прикрытых от пыли тканью, распрямилось, вылезло из-за кафедры, да еще и серпом размахивало! Натуральнейшим острым серпом, но позолоченным. Впрочем, менее опасным от красоты он не стал.

Вариантов спасения было не так уж и много. Виктория выбрала самый гуманный: изо всех сил дунула на ближайший стол. Утонув в пыльной туче, нападавший выронил серп. Тори пинком отправила его далеко под мебель. Дождалась, когда пугало в балахоне перестанет чихать, и вежливо улыбнулась:

— Я — не хулиганье, я — студентка. А это у вас на плакате Ктулху, да?

— Тс-с! Тихо! Не буди! — пугало нервно огляделось по сторонам. При ближайшем рассмотрении оно оказалось высокой дамой, в роду которой, судя по зубам и оттенку кожи, точно встречались орки. И, возможно, вервольфы: очень уж тщательно она принюхивалась к Виктории. Довершал образ балахон из дерюги, который вполне одобрили бы земные друиды.

Так Виктория нашла религиоведение. И заодно узнала, что плакаты на доске — не какой-то там артбук "Бестиарий", это нормальные портреты нормальных богов работы одного ненормального монаха. И что неправильно говорить "Ктулху", правильно — "Кафулу", а еще правильнее — не говорить вообще. Все равно никто не может выговорить, вот и нечего тут плеваться.

Разве может человек с планеты Земля пройти мимо такого?!