Институт репродукции

– Не очень понятно, что с тобой делать. С одной стороны, ясно, что акушерка ты, как говорится от Б-га. Оставим эти писульки! – небрежным жестом он откладывает стопочку в сторону. – Но в конце концов, есть же статистика – разрывов у тебя на порядок меньше, чем у других, я проверял. Детского травматизма вообще нет. А с другой стороны – никто тебя к себе в отделение не хочет, твои умоляют убрать, патология руками-ногами открещивается, о род. блоке, как понимаешь, и говорить не приходится. Никто твоим начальником быть не желает! – Главврач громко и откровенно смеется, на миг превращаясь в обычного человека. Вокруг повлажневших глаз разбегаются добрыми лучиками морщинки. Хочется улыбнуться ему в ответ, но боюсь, он сочтет за наглость. Вместо этого скромно опускаю глаза.

– Прям ты у нас Настя, как породистый конь – всеми статями хорош, только ни в телегу запрячь, ни верхом ездить, больно уж норовистый. Так что ничего не поделаешь. Придется тебе самой себе начальником быть.

Брови мои сами собой взлетают куда-то аж за край лба. К чему он клонит? Свой роддом что ли предлагает открыть?

Главврач напоследок еще разок улыбается – видно, моя непосредственная реакция его забавляет – и вновь становится серьезен.

– Мы тут посовещались, и решили поставить тебя старшей акушеркой третьего, оно же мужское, родильного отделения. Временно, пока, конечно, так сказать, в виде эксперимента. Но сам-то я уверен – ты справишься. Девушка ты умная, интеллигентная, волевая. Опять же, инициативная, энергичная, умеешь настоять на своем. Здесь это как раз уместно окажется. Образование у тебя пока средне-специальное – ну что ж, придется подучиться, направим тебя на заочные высшие сестринские курсы. Да ничего! Тут ведь что главное – кругозор у тебя широкий, девушка ты образованная, начитанная, иностранные языки знаешь… ты, кстати, на скольких языках говоришь?

– На пяти, – выпаливаю я по инерции, и сразу осекаюсь. – Ой, а откуда вы знаете?

Я ведь об этом ни разу, ни с кем, никогда. Разве что Люда – мы с ней частенько оставались по ночам на всем этаже одни, и она однажды заметила, что книжки, которые я по ночам в свободную минуту читаю и кины, что на планшете смотрю они, ну, скажем так, не всегда бывают по-русски. Но Людка – могила, знаю ее сто лет, она никому никогда ни о ком ничего не рассказывает. Сама она в свободное на работе время читает псалтырь – с трудом, шевеля от напряжения губами, и – я уверена – почти ни слова не понимая.

– От Игоря, – отвечает главврач. – Он мне о тебе, Настя, вообще много чего рассказывал. – И, видя мое быстро переходящее в панику изумление, пояснил. – Ну что ты Настя, не надо так пугаться. Дело в том, что Игорь – мой сын. Только – он заговорщицки подмигнул и приложил к губам палец – мы это, по возможности, не афишируем. С матерью его мы давно расстались, фамилии у нас разные. Кто знает – таких немного – тот не болтает. А остальные, понимают, конечно, что Игорь попал сюда не просто так – сама знаешь, диплом у него не ахти, но о деталях могут лишь строить предположения. Согласись, вовсе ни к чему людям знать лишнее. Они могут подумать, что Игорь здесь на особом счету, и поэтому ему можно позволить нечто большее, чем прочим интернам.

«Ой, – подумала я, – вот об этом можно не беспокоиться! Игорь и сам себе чего надо позволит! Нет, но надо же – столько провстречались – а я ни о чем даже не подозревала! Черт с ней с невестой – но это! И я еще имела наглость думать, что мы близки!»

– Ну, так что скажешь, Настя, на мое предложение? Согласна?

– Я, я это… должна подумать.

– Ну думай, думай, я тебя не тороплю. Только недолго. Там, конечно, тоже своя специфика, отделение, кто спорит, не простое. Но, – взгляд у него сделался жестким, от улыбки не осталось и следа. – Надеюсь, ситуацию свою ты вполне понимаешь. Как бы я лично хорошо к тебе не относился, на мое решение, поверь, это не повлияет… Или так – или по собственному. Третьего не дано.

*

Я никак не могла ни на что решиться. Посоветоваться с мамой? Не, на фиг. Ведь сразу начнется – ну вот, что я тебе говорила, вечно все сама-сама, самой умной хочешь быть. Просто уйти? Но куда? В какой-нибудь клуб, пусть даже и не мамкин? Но, опять же – государственная больница это, пусть небольшой, но стабильный заработок, а там кто его еще знает, как будет. Соглашаться? Но это значит – больше никаких родов, по крайней мере, на работе.

Ко всему еще гудела голова, и страшно хотелось спать. Я брела ногу за ногу, всматриваясь в трещинки на асфальте, и вдруг меня кто-то ухватил за рукав.

От неожиданности я резко дернулась вперед, качнулась, чуть не упала. Сильные руки крепко обхватили меня и удержали. Я подняла глаза и увидела Костю. Он смотрел на меня чуть встревоженно и улыбался. Вне всякого сомнения, он все помнил.

– Эй, – сказал он. – Ты чего? Не падай, пожалуйста.

– Не буду, – сказала я, и, неожиданно для самой себя, всхлипнула и разревелась.