Институт репродукции

– Настя! – сказала Варька. – Подойди, пожалуйста, к Марфе. Она как-то очень уж громко поет. И как-то немножечко странно дышит. Вот послушай сама, тебе слышно?

Да, мне было слышно. Сквозь громкое и по-прежнему отчетливое протяжное «Мму-у-у-у» прорывались звуки быстрого, шумного, прерывистого дыхания, словно Марфа силилась поднять что-то очень тяжелое, и ей никак это не удавалось

Я кубарем скатилась с кровати.

Сестренка лежала на полу, свернувшись в тугой клубок, коленки подтянуты к животу, спина выгнулась дугой.

– Марфа! – ахнула я. – Что ж ты не разбудила меня, противная ты девчонка!

– Аа… что? – Марфа перевела дух, после очередной схватки. – Думаешь, пора?

– Давай посмотрим.

Пальцы моей руки немедленно наткнулись на пробивающуюся головку.

– Что-нибудь не так? – Марфа встревоженно изогнулась, безуспешно пытаясь разглядеть собственную промежность.

– Да так все, так, все даже лучше чем так!

Я рванула в комнату за укладкой, и еле успела вернуться назад.

Марина родилась белокурой, с огромными, в пол-лица серо-голубыми глазами. Как сумеречное небо. Или как море.

*

Когда мама пришла, Марфа и малышка уже благополучно лежали в кровати, укрытые одеялом, причем Маринка бульдожьей хваткой сжимала во рту сосок.

– Уфф! – выдохнула мама.– Быстро же вы управились!

– Ну, долго ли умеючи, – в тон ей ответила я, наблюдая, как с маминого лица медленно спадает многочасовое напряжение – сперва опустились уголки рта, потом разгладились складки на лбу, а под конец из глаз исчезло жесткое, отчаянное выражение.

– Похоже, не зря я за вас там молилась.

– Точно. Нам здесь это очень помогло. Мам, там плацента в ванной, в тазике голубом, вроде целая. Хочешь посмотреть?

– Мам, учти, я ее есть не буду! Категорически! – заявила с кровати Марфа.

– Я лучше вот на кого посмотрю!

Откинув краешек одеяла, мама рассматривала Маринку. Она была совершенна – с руками, ногами, перламутровыми ноготками на крошечных пальчиках, аккуратными шелковистыми ушками и носом-картошечкой. Свои изумительные глаза она щурила от удовольствия, и сосала во всю прыть. На слипшихся белых кудряшках темнела запекшаяся кровь – мы ж ее еще не купали.

Мама вынула Таню из рюкзака за спиной и поставила на пол.

– Вот, смотри! Ты теперь у нас тетя.

Танька немедленно сунулась нам показывать, где у младенца глазки. Еле перехватили.

– А ты, мам, теперь у нас бабушка.

– Не говори! Просто ужас и кошмар! Оглянутся не успела – вся жизнь позади!

И, добавила, совсем другим тоном, глядя в пространство, ни к кому лично не обращаясь, негромко:

– А нас вот сегодня не весть с какого переляку запустили в сектор Д. Позвонили ни свет, ни заря, сказали, всем быть, как штык, у главных ворот в одиннадцать, причем непременно чтоб всей группой, в полном составе. Дескать, коллективное разрешение – на меня, Оскара и еще двух журналистов. Не иначе медведь в лесу сдох, или к может, к Всеевропейскому маршу мира они так загодя готовятся – всет-ки до него меньше года осталось.

– Ну и… как там?

Мама высказалась лаконично и непечатно – причем настолько, что даже моя врожденная способность к восприятию нецензурной лексики зашкалила и засбоила.

– И заметь, нас еще не всюду пустили, и далеко не все показали! Просто в голове не укладывается – чтоб в середине двадцать первого века, в развитом, цивилизованном обществе, в двух шагах от Москвы! Бараки, буржуйки, сенники! Вши, блохи! Полчища тараканов на полу. Клопы гроздьями на стене! Зла не хватает! И ни в чем не повинные люди месяцами, годами, в таких вот условиях! Там ведь и дети есть – ты знала? И маленькие совсем… Мужчины, женщины, старики, больные, здоровые – все вперемешку! Одеты в какие-то лохмотья, варят себе что-то в котлах каких-то. Запах стоит – не продохнешь! А уж сортиры! Вода, ясное дело, только холодная… Но ничего, ничего… У Оскара тут по дороге возникли кое-какие идеи….

Жизнь возвращалась в свою колею.

На вешалке, в кармане моего пальто, запищал мобильник. Я глянула на экран – ух ты! Сто один пропущенный звонок – и все с одного номера!

Прежде, чем отвечать, я ушла в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь.

– Хай!

– О Г-споди! Ну, наконец-то! Я уж решил, что никакой тебя нет, и просто ты мне привиделась! Где ж тебя носило так долго?!

– Не, я есть! И я – здесь. Просто я была занята.

– Ну? И можно поинтересоваться, чем? Это должно быть что-то адски важное! Ты сто часов к телефону не подходила!

– Сто разов. Прошло всего-то десять часов. Ну может, с мале-еньким таким хвостиком.

– Ну, может быть. Но все равно – что ты делала столько времени? Неужели столько спала?

– Принимала роды у своей сестренки. Ну и спала тоже, конечно, не без этого. Все вперемешку.

– Шутишь?! А кто родился?

– Девочка. Приезжай, покажу.