Институт репродукции

Неужели я это сказала?! Что ж со мной творится такое?! Как я всегда старалась, чтобы моя внешняя жизнь никогда не пересекалась со здешней! Как боялась, что кто-нибудь из них – Игорь, Илюха, да хоть даже дядя Лева – как-нибудь неожиданно нагрянет ко мне, увидит, в каком бардаке я живу, смекнет, как все это не похоже на нормальную всехнюю жизнь – и, конечно, тотчас же разочаруется во мне, станет совсем иначе ко мне относится…

А вот Кости я почему-то нисколечко не боялась. Откуда-то была совершенно уверена, что для него это все нисколько не важно.

– Знаешь, я бы хотел, но сегодня, к сожалению, ничего не получится. Мы тут с другом ремонт затеяли. Ну, понимаешь, пока я еще в состоянии и нормально себя чувствую, а то потом – кто его знает. И так меня все время мутит уже от этих гормонов. И вот он уже везет всякую фигню, кисти там, краску, шпатлевку… Неудобно… Слушай, а может, наоборот, ты ко мне? Ты там как, со всем этим, выспалась хоть сколько-нибудь?

– Выспалась. Но… ты не обижайся, но… я даже и не знаю… Как-то это немного… неожиданно. И мне ведь еще на работу завтра.

– Вот завтра от меня б и поехала. Ближе ведь, нет разве?

– И потом, ты ж сам сказал, у вас там ремонт, я же вам наверняка помешаю. Стану путаться под ногами.

– И нисколько не помешаешь! Наоборот, еще и дельное что-нибудь присоветуешь, ты ж, небось, лучше нашего понимаешь, как для ребенка лучше. Настя, – голос его сделался совсем уже умоляющим, – ну, пожалуйста, приезжай! Ведь кто его знает, сколько мне там еще нормальной жизни осталось! Или ты решила со мной не связываться? Или устала совсем? Скажи правду, я пойму.

– Костя, – я хотела, чтоб голос мой звучал твердо, а вышло как-то жалобно и неубедительно. – Кость, ну это запрещенный прием. Ты пользуешься своим положением, бьешь на жалость. Поверь мне, это совсем не нужно. Я… по-моему, я и так уже с тобою связалась. Так что весь этот напор вовсе необязателен. Скажи просто: «Настя, я хочу, чтобы ты приехала.»

– И что, сработает?

– Попробуй!

Последовала пауза. Мне все-таки удалось сбить его с толку.

– Приезжай! – выдохнул он, наконец.

*

Я выхожу из монорельса на Смоленской площади и шлепаю по Новому Арбату

Вечерняя Москва после Яхромки – как другая планета. Снующие во все стороны люди, пылающие фонари, полыхающие витрины. Высоченные небоскребы, сплошь стекло и бетон. Сталинские высотки, похожие на многократно увеличенные копии неприступных крепостей. И вдруг – промежуток между домами, а в нем голубовато-серый особняк с ротондой, французскими окнами, портик с кариатидами. Или из глубин какого-нибудь двора проглянет неожиданно грязно-желтый бесконечный барак с темно-коричневыми покосившимися дверями, изо всех окон свисает разноцветное белье, вывешенное для просушки. Останки балкона угрожающе покачиваются на последнем крючке. Торжество всемогущей эклектики.

Или так – сделаешь три шага с проспекта, свернешь за какой-нибудь фешенебельный дом, а там – пустырь, поросший одуванчиками, крапивой и лебедой, нежданно огромный, почти бескрайний, до самого сплошь заставленного домами горизонта. И думаешь: «Откуда ж тут взялось это пространство, как так вышло, что его еще не застроили? А может о нем просто не знает никто, может, и в планах города оно не обозначено?»

*

Я не смогла найти его дом!

Я час прокружила на одном пятачке! Определенно должно быть где-то здесь, но факты – вещь как говорится, упрямая. Дано – дом 98 б-3, квартира 105. Дом есть, вот он: старый, добротный доходный дом серо-желтого цвета, о шести этажах и пяти подъездах. Однако на подъезде ясно написано «кв. 82—104». И никаких больше в обозримом пространстве подъездов. И мобильник, как всегда в таких случаях, разрядился.

Не, ну ясно уже, что не судьба сегодня. Пора уходить.

Я с сожалением в последний раз оглядела двор. Уютный такой себе двор, хороший. Деревьев много, кустов. Почки везде уже набухли. Через пару недель тут все зазеленеет и зацветет. Качели возле подъезда.…

Я с раздражением пнула мощную железную штангу. В ответ та возмущенно зазвенела. Вообще, нормальные такие качели. Крепкие, высокие, без каких-то дурацких спинок. Сразу видно, рассчитаны не на трехлеток, а на серьезных взрослых людей. Вроде меня, например…

Миг, когда ноги отрываются от земли, ни с чем другим ни сравним! Всякие там механические леталки, даже моя Астрочки, нервно курят в сторонке. На качелях всем телом чувствуешь ветер, сопротивление воздуха, разгоняешься, взлетаешь, чувствуешь себя птицей… Кружится голова, забывается обо всем.

Жаль, нет вида спорта «качание на качелях»! А то б я былы чемпионкой.

А что, может, плюнуть на все, и пойти в цирковое училище? И раскачиваться день-деньской на трапеции, высоко-высоко, под куполом цирка… Еще и зарплату за это получать…

Из подъезда вышел тощий лохматый парень в заляпанных краской джинсах. Достал пачку сигарет, захлопал себя по карманам в поисках зажигалки. Не нашел, и заозирался по сторонам в поисках выхода. Меня увидел – обрадовался как родной!