Институт репродукции

– Моя б воля – я б всех детей отсюда пораздала! – мечтательно произносит Лика, провожая нас через служебный вход. – Вот жаль, нет у них крыльев. А то бы открыла окошки настежь, раздвинула на кроватях задвижки – и все, летите, голуби, летите! Ну, если уж кто не может – того, конечно, ничего не поделаешь, пришлось бы лечить, пока на крыло не подымется. Но все остальные…

*

– Завтра уже? Тогда надо срочно по магазинам! – таковы были первые слова Кости, вышедшего наконец-то из столбняка.

– Да? И что именно «все» ты собираешься покупать?

– Ну как же – все, что нужно ребенку.

Перед моим мысленным взором промелькнуло красочно-неземное виденье Светкиного детского уголка в Игоревой квартире. Мелькнуло и сразу погасло.

– Костя, – дернула его Инна за рукав. – я, конечно, ни от чего не отказываюсь. И все, что от меня требуется, сделаю. Я даже деньги какие-то могу дать, папа выдал мне вчера на карманные. Но… ты абсолютно уверен, что тебе это нужно? Тем более сейчас, когда ты сам… – она сделала деликатную паузу – в интересном положении. Потому, что я заранее говорю, что я – пас. Меня вообще родители убьют, если узнают.

– Родители ничего не узнают, кроме того, что он умер. – успокоила я ее. – Если ты сама им не скажешь, конечно. Не бойся, никто на тебя особо и не рассчитывал, и деньги свои можешь – я чуть не сказала, куда именно засунуть, но вовремя придержала язык – можешь пока приберечь. Ты, главное, завтра не подведи.

Инна сделала вид, что меня не слышит. И не видит.

– Костя, я по-прежнему не понимаю, зачем тебе…

– Какая разница, зачем мне! Ты все равно не поймешь, не фига и пытаться объяснять. И вообще, гораздо важнее – зачем ему.

– Кому – ему? Господу Б-гу, что ли?

– Нет, сыну нашему. Лешке.

– Нашему сыну, – растерянно повторила она, точно пробуя на вкус доселе незнакомое словосочетание, и наконец-то, слава Б-гу, замолчала надолго.

Так, с молчаливою Инной мы молча дошли до входа в метро и там, наконец, вежливо с ней распрощались. Она вошла внутрь станции, а мы остались стоять на улице и договаривать про свое.

– Так что, по-твоему, нам прежде всего надо купить, и где все это продается?

– Хм, – задумалась я. – А хрен его знает. Давай мы лучше сначала решим, куда мы отсюда его повезем – к тебе, или ко мне в Яхромку. И от этого будем танцевать. Потому что если ко мне, то все выйдет гораздо проще, а покупать, мне кажется, и вообще ничего не надо. Ну, разве что, действительно, пару упаковок памперсов – так их всегда можно надыбать в киоске у станции.

Как-то так вышло, что детских кроваток – ну этих, похожих на клетки с прутьями – у нас дома попросту никогда не водилось. Малыши всегда спали с мамой, или, в ее отсутствие, с кем-то из нас на ее огромной кровати, которую она сама именовала «сексодром». Там же, кстати, спали больные мы возраста постарше – мама вечно ворчала, что не вставать же к каждому страждущему по сто раз за ночь, а так все под рукой – и больной, и лекарства, и всякое питье, на случай если запросит. И пульс всегда можно пощупать, и температуру смерить тыльной стороною руки – причем даже не всегда полностью для этого просыпаясь.

По мере вырастания, годика так в два с половиной, человек сперва обретал право на свою кровать – ее ставили в общей детской, а потом и на собственную отдельную комнату. Благо дом в Яхромке большой. В перспективе мама даже грозилась замутить когда-нибудь, если понадобиться, к нему пристройку.

Коляска у нас была – древняя, ничем не убиваемая, стальная. Изготовленная когда-то в качестве побочной продукции на каком-то из советских еще военных заводов. Уродская, конечно, но довольно удобная. С большими колесами на рессорах. В ней можно было гулять с малышом по каким хочешь кочкам, оврагам и буеракам. Хотя чаще мы просто таскаем их на себе в слингах.

А детские одежки – самые разнообразные, на любой абсолютно возраст, вкус, и сезон, в том числе и парадные, для достойного выхода с деткой в свет, хранятся под лестницей в большом кованном сундуке, сработанным еще нашим прадедушкой. Дядя Саша, кстати, впервые увидев, пришел от этого сундука в неописуемый восторг, долго его оглаживал и ощупывал, цокая языком и восторгаясь до ужаса непечатно.

Конечно, время от времени кому-то из наших мелких дарят или покупают что-нибудь новое из одежки. Когда владелец вырастает, новая шмотка отправляется в тот же сундук, а старое, рваное, негодное и заляпанное без жалости выбрасывается из него на помойку.

В общем-то, на моей памяти не было такого, чтоб в ожидании нового ребенка всерьез собиралось какое-нибудь приданное. Так, разве если попадется какая-нибудь особенно красивая штучка в подарок. Я, например, купила недавно Марфе для Маринки чудную маечку с надписью: «Я – человек с амбициями!». На спинке там изображена мышь в туфлях на высоченных шпильках и в огромных черных очках. А чего – прикольно. Марфе понравилось.

– Я думал, – задумчиво проговорил Костя. – Что заберу его к себе домой. Понимаешь, это же мой дом. И сын – тоже мой. Логично, правда?