Инструментарий человечества

Ее любящий, счастливый, усталый умирающий разум затуманился, и она вспомнила спор, к которому они не возвращались десятилетия.

– Ты действительно появился на «Душе», – сказала она. – Действительно встал рядом со мной, когда я растерялась и не знала, как использовать оружие.

– Раз я пришел тогда, дорогая, значит, приду снова, где бы ты ни была. Ты моя милая, мое сердце, моя истинная любовь. Ты моя храбрейшая госпожа, отважнейший человек. Ты моя. Ты пришла за мной. Ты моя госпожа, которая правила «Душой».

Его голос прервался, но лицо осталось спокойным. Он никогда не видел, чтобы кто-то умер таким уверенным и счастливым.

Игра крысы и дракона

I. Стол

Светопробой – адский способ зарабатывать на жизнь. Разъяренный Андерхилл захлопнул за собой дверь. Нет смысла носить форму и выглядеть как солдат, если люди не ценят твою работу.

Он опустился в кресло, откинул голову на подголовник и надел шлем.

Ожидая, пока пробойная установка прогреется, он вспомнил девушку во внешнем коридоре. Она посмотрела на установку, а затем – с презрением – на него.

– Мяу. – Вот и все, что она сказала, но его резануло, будто ножом.

Кем она его считала – дураком, бездельником, ничтожеством в форме? Неужели она не знала, что каждые полчаса светопробоя стоили ему двух месяцев в госпитале?

Установка прогрелась. Он чувствовал квадраты окружающего пространства, ощущал себя в центре огромной сетки, кубической решетки, заполненной пустотой. В этой пустоте он чуял глухой, тошнотворный ужас самого космоса и испытывал кошмарную тревогу, с которой его разум отмечал мельчайшие следы инертной пыли.

Он расслабился, и благодатная прочность Солнца, часовой механизм знакомых планет и Луны окружили его. Наша Солнечная система была прелестной и незамысловатой, как старинные часы с кукушкой, полной привычного тиканья и обнадеживающих шорохов. Странные маленькие спутники Марса носились вокруг своей планеты, словно обезумевшие мыши, но их непрерывное движение само по себе говорило: все в порядке. Высоко над плоскостью эклиптики он чувствовал полтонны пыли, дрейфовавшей в стороне от человеческих маршрутов.

Здесь было не с чем сражаться, ничто не могло бросить вызов рассудку, вырвать живую душу из тела с корнями, сочащимися миазмами, словно кровью.

В Солнечной системе ничто не двигалось. Он мог вечно носить пробойную установку – и быть своего рода телепатическим астрономом, человеком, способным почувствовать, как жаркая, теплая защита Солнца пульсирует и пылает рядом с его живым разумом.

Вошел Вудли.

– Мир тикает, – сказал Андерхилл. – Докладывать не о чем. Неудивительно, что светопробойные установки появились только после открытия плоскоформирования. Здесь, в недрах горячего Солнца, так тихо и приятно. Можно ощутить, как все кружится и вращается. Здесь уютно, и определенно, и компактно. Будто сидишь у себя дома.

Вудли хмыкнул. Он не был склонен к полету фантазии.

Андерхилл невозмутимо продолжил:

– Наверное, быть древним человеком было очень приятно. Интересно, зачем они уничтожили свой мир войной? Им не нужно было плоскоформировать. Не нужно было отправляться в космос, чтобы заработать на жизнь среди звезд. Не нужно было уворачиваться от крыс и играть в игру. Они не могли изобрести светопробой, потому что он им не требовался. Верно, Вудли?

– Угу, – снова хмыкнул Вудли. Ему было двадцать шесть, еще год – и он выйдет в отставку. Он уже выбрал ферму. Десять лет он упорно трудился, занимаясь светопробоем с лучшими из них. Он смог сохранить рассудок, не слишком задумываясь о своей работе, решая проблемы по мере их возникновения и забывая о своих обязанностях до следующей чрезвычайной ситуации.

Вудли никогда не стремился к популярности среди напарников. Никто из напарников не испытывал к нему приязни, а некоторые даже злились на него. Подозревали, что время от времени он скверно думает о напарниках, но поскольку никто из них так и не сформулировал четкую жалобу, другие светопробойщики и главы Инструментария его не трогали.

Андерхилл по-прежнему не мог надивиться их работе.

– Что в действительности происходит с нами, когда мы плоскоформируем? – весело болтал он. – Как думаешь, это похоже на смерть? Ты когда-нибудь видел человека, из которого извлекли душу?

– Извлечение души – всего лишь фигура речи, – ответил Вудли. – После всех этих лет мы по-прежнему не знаем, есть ли у нас душа.

– Но я видел одну. Я видел, как расщепился Догвуд. Получилось нечто странное. Влажное и липкое, словно кровоточащее, оно вышло из него – и знаешь, как они поступили с Догвудом? Его забрали в ту часть госпиталя, куда мы с тобой никогда не ходим, на верхний уровень, к остальным, туда, куда отправляются те, кто попался крысам Наверху-и-Снаружи и выжил.

Вудли сел и раскурил старинную трубку. Он жег в ней что-то под названием «табак». Это была дурная привычка, но она придавала ему лихой, авантюрный вид.