Интегрировать свет

Фрайндин поднимался не слишком быстро, легко и непреклонно. Путь нам озаряли серебряные светильники на перилах и на стенах, колдовское пламя в которых горело ярко, но не слепило. Периодически мы встречали других обитателей дворца; благо, ступеньки были достаточно широки, чтобы мы могли беспрепятственно разминуться — даже если бы эльфы не отступали в сторону, почтительно кланяясь брату Повелителя. Я подозревала, что чары невидимости каким-то образом скрывали ещё и звук наших шагов, ведь вряд ли эльфы, которые вроде бы славились тонким слухом, могли их не расслышать… и точно не оставили бы без внимания незримых гостей.

Лестница вилась и вилась наверх, перемежаясь круглыми площадками, уходившими вглубь дворца широкими коридорами. Несколько раз мы переходили по мосткам от одной площадки до другой, тогда я старалась не смотреть вниз: лестницу создали по принципу гигантского колодца, и, если опустить взгляд, тебе открывался вид на всё, что ты оставил позади. С каждой минутой идти было тяжелее — я уже не столько держалась за руку Лода, сколько висла на ней, но просить Фрайндина сбавить темп было опасно и подозрительно. Так что я просто глотала ртом воздух, пытаясь нормализовать дыхание, и заставляла себя переставлять ноги, машинально считая ступеньки.

На пятьсот тридцать второй мы поднялись на очередную площадку — и я поняла, что лестничный колодец смыкается куполом чуть выше наших голов.

Дальше подниматься было некуда.

Фрайндин повёл нас прямо, плавным изгибом светлого арочного коридора, мимо редких дверей — невысоких, полукруглых, из дерева гладкого, словно шёлк. У одной из них в итоге мы и остановились.

— Никаких ошейников. Думаю, вы сами понимаете причину, — тихо произнёс Фрайндин, прежде чем протянуть ладонь к ручке, тоже выточенной из дерева. — Если ошейник окажется на ней, если он делает что-то с сознанием пленников… после никто из светлых не поверит тому, что увидит в этом сознании.

— Мы понимаем, — откликнулся невидимый Лод. — Надеюсь только, что она не выкинет никакой глупости.

— Нет. Даже если поймёт, что её загнали в угол, с собой она не покончит, и на чужой меч не кинется. Я думал, что знаю её, но если всё правда… выходит, что она умна, хитра и изворотлива, любит себя, и самоубийственные поступки ей не свойственны. А угрозы для нас она не представляет ни малейшей.

— Согласен.

Больше слов не было. Эльф просто толкнул дверь от себя. Без стука.

Позволив мне увидеть ту, из-за кого погибли сотни и могли погибнуть тысячи.

Она сидела у окна, расчёсывая локоны, струившиеся по её плечам нитями солнечной пряжи. В простом зелёном платье — и золотом, в тон её волос, на этом платье выткали гербовые лилии. Когда дверь отворилась, эльфийка обернулась, и лазурь её глаз словно стала ярче от удивления.

— Тэлья Фрайндин? — леттэ Авэндилль из рода Эльскиар торопливо отложила гребень на туалетный столик. Встав с кресла, присела в реверансе, но не опустила настороженного взгляда. — Чем я обязана тому, что вы почтили меня своим визитом в столь поздний час?

Она и сейчас казалась не старше девятнадцати. Ей должно быть уже тридцать семь, а выглядит девочкой, такой милой, такой невинной…

Ядовитые цветы часто выглядят безобидными в своей хрупкой красоте.

Фрайндин, не ответив, прошествовал на середину небольшой, скромно обставленной полукруглой комнаты.

— Закройте дверь, — бросил он, пока мы с Лодом проходили внутрь следом за ним.

— Закрыть? — эльфийка растерянно выпрямилась. — Хорошо, но…

— Я обращался не к вам.

Лод отпустил мою руку.

Дверь затворилась, заставив хозяйку комнаты вздрогнуть. В следующий миг я увидела Дэна, Фаника и Эсфориэля — прямо перед собой, рядом с Фрайном, — и растерянность в глазах Авэндилль сменилась паникой.

Попалась.

Конечно, она знала, зачем они пришли. Когда твоя совесть нечиста, ты ждёшь этого, постоянно ждёшь. И когда видишь мстительных призраков — сразу понимаешь, что им от тебя нужно.

— Принц… Фаникэйл? Принц Дэнимон? Тэлья… — взгляд её в страхе перебегал с одного эльфа на другого, — что… откуда…

— Леттэ Эльскиар, — мрачно проговорил Дэнимон. — Похоже, вы не рады нас видеть.

— Я… нет, что вы, — она судорожно облизнула дрогнувшие губы, — я очень… но это совершенно неожиданно, ведь вы…

— Мы всё знаем, Дилль, — Эсфор даже сейчас говорил без злости. — О том, что случилось на тех переговорах. О том, что ты сделала с Фаником.

Шестнадцать тысяч триста восемьдесят четыре, шестьдесят пять тысяч пятьсот тридцать шесть… почему так дрожат руки, почему никак не выровняется дыхание? Почему я никак не могу поверить, что здесь и сейчас всё наконец закончится?

Что может случиться, что может пойти не так? Стража? Чары? Снова Машка?..

— Вирт Форредар перед смертью рассказал нам всё, — вкрадчиво прошелестел Фаник, и я оценила, как тонко он исказил реальное положение вещей. — О вашей с ним милой беседе.

— Я не понимаю, о чём вы, — эльфийка попятилась, и на чистом бледном лбу её выступила испарина. — Какие переговоры? Что я…

Я даже не сразу поверила своим ушам, когда расслышала пение.

Только потом поняв, что оно принадлежит Фрайндину.