И. Кант задачей подлинного философствования считал обоснование границ всякого возможного знания. Философия, писал он, «служит не органом для расширения, а дисциплиной для определения границ, и, вместо того, чтобы открывать истину, у нее скромная заслуга: она предохраняет от заблуждений» [Кант 1994, с. 571–582].
По мнению Гегеля, идея философии есть «
В. Дильтей утверждал, что неотъемлемой характеристикой философа является «свобода его мышления», которая «никогда не должна быть ограничена» [Дильтей 2006, с. 80]. Основным свойством всех функций философии должно стать стремление духа выйти за пределы конечности и подчинить ее одной общей идее. При этом философия призвана выразить проникающий всю культуру дух критики, универсального синтеза и обоснования [Дильтей 2006, с. 81].
В XX столетии в среде профессиональных философов все более осязаемо ощущается стремление не столько прояснить сущность философии и эксплицировать ее социокультурные функции, сколько зафиксировать релятивную природу ее языка, ускользающую определенность целей и предназначения. Вполне типичной в этом отношении является позиция М. Хайдеггера, согласно которой греческое слово «философия» есть путь, по которому мы идем. И уяснить природу этого пути мы не сможем без достаточного осмысления языка, в котором философия открывается нам не только как «особая манера повествования», но и как соответствие, «которое приводит зов Бытия к речи» [Хайдеггер 2001, с. 158]. Близкой к такому пониманию природы философии является и та ее интерпретация, которая характерна для К. Ясперса. По его мнению, «поиск истины, а не обладание истиной составляет суть философии… Философия означает быть в пути. Ее вопросы более сущностны, чем ее ответы, и каждый ответ превращается в новый вопрос» [Ясперс 2001, с. 227]. С ним солидарен и Ж. Маритен, утверждающий, что «Философия, по существу, – незаинтересованная деятельность, ориентированная на истину, притягательную саму по себе, а не утилитарная активность, направленная на овладение вещами. И именно поэтому мы нуждаемся в ней» [Маритен 2001, с. 275].
Природа этой потребности проистекает из самых глубин европейской культуры и цивилизации. Согласно Э. Гуссерлю, забвение философского разума чревато глобальными испытаниями человечества, кризисом самих оснований его науки, культуры, духовного статуса. Эти идеи немецкого философа во многом оказались пророческими, обнаружив к исходу XX столетия свою осязаемую реальность в катаклизмах и противоречиях современной техногенной цивилизации. Сегодня уже общепризнанной максимой культуры становится утверждение о радикальной необходимости ценностной революции в сознании человека. Наука, техника, цивилизация на первый взгляд гарантируют ему все возрастающую степень комфортного бытия в системе природной и социальной реальности. На самом деле неуемный потребительский дух такого типа бытия неотвратимо трансформирует жизнь человека в перспективу ожесточенной и все более проблемной борьбы за выживание. Выживание, за пределами которого оказываются смысл и фундаментальные ценности человеческого существования и культуры. Философия всегда была и остается духовным средоточием и подлинной формой воплощения этих ценностей. Вот почему ее сохранение в культуре и образовании – важнейшее условие реальных перспектив преодоления эпохи глобальной нестабильности, кризиса духа и сознания человека. Завершить краткий обзор практически необозримого количества различных интерпретаций философии и ее роли в системе культуры можно весьма симптоматичной ее характеристикой, которую дал известный испанский философ Х. Ортега-и-Гассет. Философия, писал он, есть «синоним возвышенного теоретического героизма. Ей, как и ее предмету, видимо, суждено постоянно пребывать в поисках собственной абсолютности и универсальности. Именно поэтому Аристотель, родоначальник нашей дисциплины, назвал ее «философией» – “наукой, которая постоянно ищет саму себя”» [Ортега-и-Гассет 1991, с. 35].