Как указал В.Н. Топоров: «Универсальные мифопоэтические схемы реализуются полнее всего в архаических текстах космологического содержания, описывающих решение некоей основной задачи (сверхзадачи). Необходимость решения этой задачи возникает в кризисной ситуации, когда организованному, предсказуемому («видимому»), космическому началу угрожает превращение в деструктивное, непредсказуемое («невидимое»), хаотическое состояние. Решение задачи мыслится как испытание-поединок двух противоборствующих сил, как нахождение ответа на основной вопрос существования. Напряжение борьбы таково, что любой член бинарных оппозиций, определяющих семантику данного универсума, становится двусмысленным, амбивалентным; его по замыслу окончательная («последняя») интерпретация может определиться лишь в зависимости от той точки зрения, которая понимается как окончательная»[125]
.Достоевский в своих мифологических конструкциях превращает православную догматику в «метатекст» собственного литературного текста. Новой мифологической нишей русской культуры становится создание библейских «литературных апокрифов» – романов, публицистических текстов, пророческих рассказов и поэтических предсказаний, фактически заполонивших концептуальное пространство эпохи рубежа прошлых веков.
Русская идея из «идеи» облекается в форму мифа тогда, когда начинает восприниматься, благодаря нагромождению многопластовых исторических сюжетов, как естественное и имманентное явление русской жизни, как нечто, данное свыше: от Бога, России и русского народа. Факты и события истории и жизни, проанализированные в «Дневнике писателя» (например, война с турками и последующий рост национального патриотизма в 1876–1877 гг., судебные тяжбы гражданского характера, разводы, домашнее насилие над детьми, самоубийства молодых людей из разных чинов и т. д.), переходя в плоскость авторского – мифологического оформления, натурализуются, «похищаются» мифом, для того чтобы предстать как природный субстрат русской культуры, как ее «вечное» содержание с соответствующими идейными выводами. По законам мифологии этот «натурализованный» продукт становится универсальной характеристикой уникального православного пути «богоизбранного» народа. При этом миф данную «позитивную» натурализацию представляет вкупе с «негативной» – противоположной мифемой о враждебном «не-мы». Таким «негативом» русского народа – носителя русской идеи – выступают поляки, немцы, евреи, турки с их рациональной и утилитарной интервенцией в русскую самобытность, «ограниченной» эмпатией, прагматизмом, бесчеловечностью; создается своеобразный «близнечный миф» (культурный герой / трикстер), в котором герой всегда один – русский, а трикстеров множество.
Необходимо уточнить, что для писателя негативная – западная или «еврейская идея» во многом была отождествлена с Европой в целом, которую он воспринимал как мучительницу «наивного детского – русского сознания». В этой неприязни есть и биографический элемент: после смерти своего первенца Сони в Женеве Достоевский косвенно «обвинил» в этом несчастии Запад. Он писал своему другу А.Н. Майкову, что если бы они были в России, то его дочь осталась бы жива[126]
. В России для него сосредоточено не просто все лучшее в идеализированном мифо-восприятии; она была источником вдохновения и творчества, которого он лишился. Запад же – лишь место потерь и собственных провалов. Эта неприязнь разрасталась по мере пребывания за границей, и вынужденная эмиграция, так или иначе, ассоциировалась с проклятой зависимостью от «еврейского капитала» и буржуазного стяжательства. Хотя зависел он лишь от русских издателей и книготорговцев.По оппозиционной схеме рассматриваются и другие мифоообразы – о русской женщине или, например, о русской интеллигенции. Известно, что Достоевский немало сделал для создания устойчивого представления об интеллигенции как протестной, скитальческой, отщепенческой – не нужной ни власти, ни народу, ни самой себе; чуждой русской истории и культуре. Антиномизм интеллигенции и народа неоднократно описывался им в самых разных преломлениях. Основу мифотворчества писателя составляет идея амбивалентной природы русской ментальности: ее идейности (народной почвы) и беспочвенности (интеллигенции), святости и страстности – народа и интеллигенции, женщины и мужчины, веры и атеизма и т. д. В мировоззрении Достоевского сформирован, наполненный художественно-идеологическим смыслом, аксиологически амбивалентный мифообраз России и русской культуры.