Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой

Исследователи мифа с позиций изучения динамики его знаковых структур показывают, что на каждом этапе развития миф перекодируется, обретает новую форму своего существования. По сути, на примере публицистики писателя мы имеем дело с глобальной перекодировкой традиционных христианских, библейских и народных текстов в соответствии с поэтапной их трансформацией в философствующем сознании эпохи в основные концепты его литературного творчества. За основу «означающего» Достоевским взяты Евангелие, апокрифические тексты, тексты русской народной культуры. Писатель перекодирует «означающее» на языке фактов и впечатлений, натурализует его и делает основанием литературно-публицистического дискурса как нового «означаемого» мифа. В результате происходит концептуализация мировоззрения писателя, соотнесенного с устоявшимся словом или именем, текстом или предметной областью, образующей такую сферу культуры, «где объединяются в одном представлении (культурном концепте) – слова, вещи, мифологемы и ритуалы»[127]. Концепт всегда есть нечто конкретное, «он одновременно историчен и интенционален, он является той побудительной причиной, которая вызывает к жизни миф»[128].

Через концепты в миф вводится новая событийность. Например, конкретные рассуждения о католицизме, о близости католической веры и идеологии социализма, декларированные в «Дневнике писателя» (Достоевский, 26, 89–91), были затем воплощены в поэтическую форму «Легенды о Великом Инквизиторе» (название поэме дал, как известно, В.В. Розанов), которая наделила их метафизической мощью реальной оппозиции России и Запада. В «Легенде» всего лишь отражены многие субъективные представления русской интеллигенции о Западе и России, Христе и Антихристе, свободе и благополучии, приведшие к политической деформации русского оппозиционного сознания. Однако, благодаря гению ее автора, кажется, что Достоевский через литературу пробивается к платоновским вершинам онтологического схватывания вселенского смысла, ставящего Россию (русских) на вершину Спасителя и всемирного спасения.

Текст как «слово-миф» моментально вызывает реакцию, то есть воспринимается читателем как факт, как истина, как глубинный смысл, будучи лишь системой дискурса и существуя по закону языка, отражая субъективные взгляды их автора. (Недаром же он написал поэму). Реальность в этом контексте деструктурирована и обессмыслена. Структуру и смысл она обретает в коннотационном пространстве текста, которое репрезентируется как культурное основание самой реальности, отраженное в тексте через слово.

Художественным примером индивидуальной перекодировки христианского мифа о грехопадении в литературную форму рассказа, данного в «Дневнике писателя», является, например, «Сон смешного человека»[129]. «Сон» – это новое прочтение и субъективная интерпретация христианского мифа о рае и грехопадении, описанная через противостояние, столкновение двух логик: мифологической и рациональной. Мифологическое мышление – синоним чистоты и невинности «первобытных» людей (коннотация просветительских идей о природном человеке) – было разрушено одним циником (коннотация западника – русского интеллигента, материалиста), носителем рационального мировосприятия, который стал символом змея-искусителя, ввергнувшего невинных и чистых людей в ад грехопадения. В данном случае рационализм, логика есть синоним эгоизма, индивидуального я, этического релятивизма и нигилизма, то есть всех тех ассоциаций, которые писатель прочно связал с феноменом русской интеллигенции, «ответственной», с его точки зрения, за уничтожение моральной чистоты русского народа, разлагающей устои коллектива, его веру.

Основные дискурсивные элементы писательского мифа, данного в форме рассказа: рай / ад, православная гармония деятельной любви / логика эгоистического сознания. Логика привнесена в русскую культуру западной цивилизацией, просвещением, «чужим» враждебным миром. «Сон смешного человека» написан в духе многочисленных более поздних пророчеств о культуре, сердцевиной которой является вера, а причиной гибели – цивилизация и интеллигенция. В литературно-дискурсивной форме возникает означающее, и связь между личным переживанием и дискурсом создает художественное произведение, которое можно определить как значение.

Логическое мышление интеллигенции – синоним парадоксализма, мифологическое мышление народа – синоним правды – логики другого порядка. Достоевский утверждает принципиально нелогичный характер особого сознания народа, тем самым не утруждая себя обоснованием и определением специфики уникальной способности к всемирной отзывчивости, которую он ему приписывает. Отсюда ясно, что и поступки, совершаемые на основе этой способности к эмпатии, не требуют ни размышлений, ни выводов, так как находятся по другую сторону от рассудочного понимания и логики. В такой интерпретации, русский народ – всецело продукт веры и ее основных мифообразов.