Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой

Парадоксалисты же – это те, кто отбрасывают нравственные и духовные категории жизни, и в тоже время, опровергают все законы формальной логики и здравого смысла. Не имеют логического обоснования, а значит, и смысла, с точки зрения парадоксалиста, все идеи, замешенные на любви к Другому – Христу, ближнему, родителям, природе, миру, женщине. Нельзя объяснить или логически доказать, почему любить – жить для другого, поступаться своими желаниями – обязанность и сущность человека. Любовь к другим – ближним или дальним – абсолютно бессмысленна с точки зрения формальной – эгоистической – прагматической логики индивидуалиста. (Также нельзя логически объяснить, например, православную природу мышления, декларируемую И.В. Киреевским).

Точно также парадоксалист бунтует против стены формальной логики, вполне понятной и близкой массам. 2+2=4 – это не его формула. О близости рассмотрения логики парадоксализма кантовским антиномиям много написано в исследовательской литературе[130]. Парадоксализм стал основой этики «нигилятины» – всеотрицания и насмешки над религиозными идеалами, ценностями, духовными приоритетами людей. При этом ценности имеют значение. Достоевский уловил в русской интеллигенции, хотя только в форме ее парадоксальности, то, что можно назвать феноменологическим основанием ее концептуализации – перенесение религиозных чувств и концептов в сферу социальной жизни и материалистических деклараций по ее преобразованию. Не страшен обыватель, который развился до состояния «равнодушного жирного человека»; ужасно, когда логик становится парадоксалистом, а последний – страдальцем за человечество. С.Л. Франк такое состояние назвал «общественным», противопоставляя его подлинно религиозному. «”Общественник” презирает заботы и жизненные нужды, когда они касаются одного человека, и поглощен теми же заботами, если они относятся ко многим, к “большинству” или “обществу”»[131].

Любовь как идея – причина уничтожения живой любви. Любить всех, не имея ни капли любви к реальным родителям, женщине, ребенку, «былинке» какой-нибудь – страшная метаморфоза русских «страдальцев» – источник всех социалистических идей.

Также и наоборот: евклидова геометрия – смерть идеи трансцендентного Бога, а время – смертельный враг и антипод вечности. Парадоксалист Достоевского, преодолевая свою ресентиментную натуру, «вышел из подполья на улицу» и стал представителем радикальной интеллигенции. Последняя же начала глобальный социальный эксперимент по «созданию рая на земле».

2.2. Бинарный код в мировоззрении Ф. М. Достоевского

В ходе формирования авторского мифа Достоевский смог успешно реализовать многие свои идеи, благодаря использованию бинарного кода, применяемого в отношении базовых аксиологических понятий. Оппозиция и противостояние России и Запада в самых разных интеллигентских проектах получает в его мировоззрении наиболее развернутую характеристику. В «Дневнике писателя» шаг за шагом сформировалась логика его мировоззренческого космоса, опирающаяся на свое главное основание – «русскую идею». Русская идея (в форме Восточного вопроса) родилась как идейная реакция на реальные события войны славян с турками. Писатель связал внезапный национальный подъем русских в войне с наличием в народе особой русской (славянской) идеи, особого православного дела, объединившего всех, начиная с простой неграмотной старухи и заканчивая рафинированным интеллигентом в едином национальном порыве. (Об экстатическом преувеличении восторгов от «национального подъема» подобного рода трезво рассуждал герой «Анны Карениной» Толстого – Константин Левин). Соединила их, по мысли Достоевского, идея, которая «перестала быть лишь славянофильскою, а перешла вдруг, вследствие напора обстоятельств, в самое сердце русского общества, высказалась отчетливо в общем сознании, а в живом чувстве совпала с движением народным» (Достоевский, 23, 103). Ее суть заключается в феномене «всемирной отзывчивости», религиозном самопожертвовании во имя любви к ближнему, ради православных идеалов.

Писатель указал на то, что она сформировалась через великие страдания, которые пришлось перенести всем славянским народам. «Но, вероятно, таково именно свойство его, как славянина, то есть – подыматься духом в страдании, укрепляться политически в угнетении и, среди рабства и унижения, соединяться взаимно в любви и в Христовой истине» (Достоевский, 23, 103).