Интересный пациент

К доктору Рамо, перед началом второй серии, я приковылял на костылях. Она внимательно выслушала про мои злоключения, но особо не впечатлилась. Ее вообще трудно было чем-то удивить. Она пожелала мне удачи, выдала кучу бумаг и направлений. Обследования пришлось проходить заново. Все это заняло примерно месяц, по прошествии которого я вновь подошел, а точнее, пропрыгал к дверям онкологии. И снова, аккурат в тот момент, когда я входил в отделение, мимо меня прокатили каталку с телом, накрытым простыней, сопровождаемую плачущими родственниками. Мы с Аленой переглянулись, но ничего не сказали. Я оформил госпитализацию, мне споро воткнули в вену катетер – и все началось сначала. Литр жидкости, потом адриамицин, потом пять литров жидкости. К вечеру уже сильно тошнило, но не это было, пожалуй, самым неприятным последствием. От бесконечных вливаний приходилось каждый час бегать в туалет, а вот бегать как раз и не получалось. Надо было на костылях доковылять до туалета, а еще тащить с собой массивную стойку капельницы. И все время сидеть в палате под заунывное попискивание приборов тоже было невесело. В «Адассе» есть превосходный парк, но добраться до него в моей тогдашней кондиции было целым предприятием.

Алена по-прежнему навещала меня два раза в день, разрываясь между домом, постоянно болеющим ребенком и двумя работами, успевая еще и готовить – отдельно для себя с сыном, отдельно для меня.

В этот раз тошнило сильнее обычного, но я этому не придал значения, решив, что отвык от препаратов. И совершенно зря. Оказалось, что эта дрянь накапливается в организме, а устойчивость к ней снижается раз за разом, делая каждый последующий курс тяжелее предыдущего.

Очередной залет в реанимацию случился сразу после пятого курса. На этот раз воспалилась вена. Для тех, кто проходит «химию» внутривенно – это целая проблема. Я на вены никогда не жаловался, медсестры обычно, втыкая мне иглу, только радовались, какие они у меня широкие и удобные. Но химиотерапия – это не физраствор. Яд, протекая по вене, буквально сжигает ее. Пораженный участок становится черный, на ощупь как пластмассовый и сильно болит. Я потом долго носил футболки с длинным рукавом, чтобы эти «дороги», как их называют наркоманы, в глаза не бросались и вопросов лишних не вызывали. Лечат это спиртовыми примочками. Родители, прознав про такую проблему, привезли мне из России мазь Вишневского. Препарат, который сильно постарше меня, ужасно воняет дегтем, но работает вполне эффективно. Вены, во всяком случае, заживали быстрее. Весь персонал отделения ходил в мою палату, посмотреть на диковинное лекарство. Я даже с ними поделился одним тюбиком. Для «клинических испытаний».

Примерно треть пациентов отделения составляли медицинские туристы из России и Украины. Медицина там такая, что людей не лечит, но зато исправно поставляет пациентов в Израиль. Причем половину усилий здешние врачи тратят, чтобы исправить то, чего наворотили их зарубежные коллеги. Вот со мной через стену лежал один страшно знаменитый, но очень секретный академик, специалист не то по ракетам, не то по торпедам. Когда он заболел, его сразу отправили в Израиль. Но это вариант редкий, можно сказать, академику повезло. На тех, кому не повезло, насмотрелся я столько, что можно писать отдельную книгу.

Вот приехала как-то молодая женщина. Ей в Москве поставили рак щитовидки, прооперировали, удалили железу. Операция та еще, потом всю жизнь надо пить специальные лекарства. А богатые родственники настояли, чтобы она на всякий случай съездила в Израиль – провериться. Ну, она и съездила. На свою голову. Ей тут организовали обследование, самого лучшего эндокринолога – профессора. Тот взялся лично делать УЗИ. Только приложил к горлу датчик, сразу нахмурился, начал им туда-сюда возить, потом в бумаги смотреть. Потом спросил:

– Вам же удалили щитовидку?

– Да, – ответила пациентка.

– Странно, – произнес профессор. – Вот же она, на своем месте, куда ее природа приспособила.

И так он ее мурыжил целый час, все смотрел, проверял-перепроверял. Разглядел на щитовидке маленький такой, аккуратный разрезик, зашитый, конечно. После всех проверок и долгих бесед с больной, профессор, наконец, скумекал. Видимо, российские коллеги поставили несчастной рак щитовидки, уговорили на операцию, потом влезли туда, разрезали щитовидку, увидели, что никакого рака там и близко нет, зашили разрез и отправили восвояси. Не забыв, разумеется, взять с нее деньги по полной программе. А никаких записей об операции, естественно, нет. Все по блату, по знакомству. Уехала она отсюда в состоянии глубокого шока.