Интересный пациент

Через несколько дней он перезвонил, и голос его меня напугал. Денис с трудом выговаривал слова. За неделю до отлета на родину, когда уже были куплены билеты, их лечащий врач настоял на последней проверке МРТ. На всякий случай. Артем к тому времени выглядел уже совершенно здоровым, ни на что не жаловался и весь как на иголках ждал возвращения домой. От результата обследования опытный онколог пришел в ужас. Вдоль позвоночника сплошные метастазы, многочисленные образования в голове. Болезнь вернулась, причем быстро и в таком объеме, что даже у израильских врачей опустились руки. Денис попросил меня сделать еще один материал, помочь с деньгами на новый курс лечения. Пробовали все – биологическую и иммунную терапию, снова облучение, опять химиотерапию – ничего не помогало. Болезнь прогрессировала с ужасающей скоростью. В итоге их отправили домой, смысла продолжать уже не было. Денис мне писал, как идут дела, сына периодически госпитализировали, появилась жидкость в голове, которую периодически откачивали. Артем умер, когда ему было 8 лет. Из-за болезни он даже не успел закончить первый класс. Когда я узнал об этом, впервые за много лет, я плакал. Столько людей хотели ему помочь, но ничего не вышло.

У Дениса и Тани родились еще двое сыновей. Младший очень похож на Артемку. Они видят своего старшего брата только на фотографиях.

За тот год, когда я общался с семьей Шипот, в онкологическом отделении, где он лежал, умерли трое детей. Один из России, двое из Украины. Не помогли ни деньги, ни новейшие методы лечения. Онколог, с которой я общался, сказала мне, что уходит на другую работу. Устала хоронить своих маленьких пациентов.

– Это невыносимо, – сказала она – когда при тебе угасает маленький человек, а ты ничего не можешь сделать.

Глава восьмая Вернувшийся с войны

«…когда самолет оторвался от полосы, перегрузка стала уже невыносимой, потом нога вдруг подломилась и я рухнул на пол, сильно ударился и крепко приложил камеру. Собственно, первая мысль была о ней, не сломалась ли драгоценная аппаратура. Я тут же вскочил и опять, уже с воплем, грохнулся. Нога не слушалась…»

Впрочем, зайти мне в больницу пришлось – и не один раз. На приеме Рамо поздравила меня, показала какие-то бумаги, из которых следовало, что я здоров, что рак убит и что можно возвращаться к мирной жизни. Моя война окончена. Хотя, конечно, есть еще куча дел и масса ограничений. Для начала разговора доктор выдала мне стопку направлений и погнала делать многочисленные проверки: КТ легких, МРТ ноги, УЗИ сердца, анализ такой, анализ сякой. Все это требовало массу времени и постоянных разъездов. Километраж машины рос с угрожающей скоростью. Но, в полном соответствии с мудростью про глаза, которые боятся, руки делали, стопка уменьшалась, проверки показывали, что все в полном порядке. Потом мне объявили, что базовые процедуры закончены и меня переводят под наблюдение.

ОТСТУПЛЕНИЕ: Статус «онкологический больной» в Израиле присваивают на пять лет. Это, если болезнь прошла бесследно. В первый год контрольные проверки (в моем случае КТ легких), делают каждые три месяца. Следующие два года – раз в шесть месяцев. Потом раз в год. После каждой проверки надо явиться к врачу, чтобы, как выразился мой приятель-медбрат, она на тебя посмотрела. Иногда просят сдать кровь, но в целом все это особых хлопот не доставляет. Проблема обычно одна – очереди на обследования в Израиле жуткие, поэтому, когда проходишь очередное обследование, надо сразу заказывать очередь на следующее.

На работе на меня крепко насели, загрузили съемками и монтажами, но это было только к лучшему – отличная реабилитация. Как выяснилось, начальство в Москве узнало о моей болезни и о том, как Сережа Пашков меня прикрывал, но, поскольку все закончилось относительно благополучно, спустило все на тормозах. Мы гоняли по Израилю, снимали то здесь, то там, то одно, то другое. Дома тоже все пошло своим чередом, без постоянных госпитализаций. Жизнь стала входить в привычную колею, мы с Аленой расслабились. И Вселенная сразу показала, что рано.