Интересный пациент

– А что я могу С ЭТИМ сделать? – весело поинтересовался я.

– Вариантов три, – объяснила она без тени иронии. – Первый: продлить хранение, но за деньги. Второй: пожертвовать свое семя какой-нибудь женщине. Третий: уничтожить сперму.

Тут я и задумался. Хранить за деньги то, чего у меня и так было – девать некуда, как-то глупо. Больше детей мы не планировали. Так что первый вариант отпадал однозначно, а выбор оставался между вторым и третьим. Я даже решил посоветоваться с Аленой. Она пожала плечами и сказала, мол, ты сдавал, тебе и решать. Я подумал, поразмышлял и заполнил форму на пожертвование. Там все на условиях абсолютной анонимности. Женщина получает сперму вместе с набором данных – раса, возраст и тому подобное. Но закон категорически запрещает раскрывать данные донора. В Израиле очень распространенное явление – рожать детей без участия мужчин, через искусственное оплодотворение. Что любопытно – это делается по страховке, за счет государства. Одна из величайших заповедей Торы, как известно, гласит: «Плодитесь и размножайтесь». И деньги на это заложены в государственный бюджет. Сестра жены моего брата так родила прекрасную девочку. Так что, кто его знает, может, где-то есть и мой ребенок, о котором я ничего не знаю и уже вряд ли узнаю.

#ИСТОРИИРАК

Рина Телесина, администратор гостиницы для медицинских туристов, г. Тель-Авив

Через мою гостиницу, пока я там работала до пандемии, прошло множество медицинских туристов. Все они были очень разные, с самыми разными историями. Приезжали парами, в одиночку, целыми семьями. Некоторые были очень закрыты, другие рвались общаться. Им, конечно, хотелось, чтобы с ними говорили по-русски, так что языковой барьер, наверное, был одной из главных причин, по которой они со мной общались теснее, чем было положено по моей должности. А еще, когда-то в нашем здании размещалось кардиологическое отделение – осталась какая-то аура, что ли, от больницы.

Всех, кто приезжал, можно разделить на две группы. Первая: те, которые никогда не выезжали из своей страны и приехали сюда, впервые в жизни за границу, но именно для того, чтобы лечиться. И у них складывалась странная парадигма: с одной стороны – курорт. Люди в купальниках, набережная, море, атмосфера. А с другой стороны – болезнь. И было видно, как им сложно в своем сознании все это совместить. Но еще было видно, как все это потихоньку возвращает их к жизни. Такое своего рода лекарство. Потом снова лечение – и они опять возвращались в свою болезнь. И так их качало из стороны в сторону. Расходы… Каждый стакан сока оплачивать было тяжело…

Вторая группа: эти люди ехали сюда, в Израиль, целенаправленно. Они были уверены, что в Израиле прекрасная медицина и она им точно поможет. Некоторые буквально ехали как в отпуск. Подлечиться и отдохнуть. Как-то умудрялись это совмещать. Они щедро за все платили, ни в чем себе не отказывали и вообще – демонстрировали всяческий оптимизм и уверенность.

С точки зрения стороннего наблюдателя, видевшего много медицинских туристов, я заметила один парадокс. Те люди, которые скрывали болезнь у себя на родине, не говорили о ней, не хотели делиться, здесь в Израиле, вели себя совершенно по-другому.

Была у меня клиентка, Лариса – доцент. Там в России она вела себя вот именно так. Почти никто не знал о ее болезни. Но когда она приезжала сюда, то, это она мне как-то сама сказала, у нее как будто появлялась возможность говорить о том, что происходит. Другая атмосфера, другое отношение, но главное, ей казалось, что все ей здесь помогает. Она недавно вернулась, мы снова встретились и она мне сказала, что поймала себя на мысли, что очень соскучилась по Израилю. То есть, по ее мысли, Израиль должен у нее ассоциироваться с болезнью, с лечением, а это не так. Все самое хорошее, что с ней происходило за последние годы, случилось именно здесь.

Была пара из Украины. Он – летчик, а она – директор школы. Он был такой – «настоящий полковник», красивый, высокий, статный, но какой-то поникший от своей болезни. Я такое слышала, что на уверенных в себе мужчин это обычно так действует. Я несколько раз пыталась разговорить его жену, но она все время закрывалась. Было видно, что ей эта история дается едва ли не тяжелее, чем ему. Я потом поняла – она была, видимо, за ним как за каменной стеной, а тут стена вдруг рухнула – и она оказалась главной. Однажды ее охватил какой-то приступ откровенности, и она мне все рассказала – что ему поставили диагноз «рак», что прогнозы плохие и она вообще не знает, что делать. У него был рак мочевыводящих путей, и нужно было оперировать, ставить трубку, и так он должен был потом с ней ходить всю жизнь. Вот именно это – муж, красавец, офицер и с трубочкой в боку – ее убивало больше всего. Мы поговорили об этом один раз – и больше она со мной уже не откровенничала.