Интернатские. Мстители. Любовь и дети Ханум

Игриво обнимая плечи партнёра-танцора, Тамара как бы непроизвольно отвела одну свою руку, слегка при этом подавшись в сторону, изобразив что-то вроде лёгкого спотычка из-за неровности пола. Тот спешно и с видимым удовольствием подхватил, поддерживая открытой ладонью, её руку. Мягко и нежно, будто принимая безмолвное приглашение пофлиртовать на старости лет, взявшись за эту ладонь и повернув её к свету, женщина явственно различила на ней большой старый шрам. Оставалось только убедиться, для полной идентификации преступника, в наличии шрама на второй ладони, и это тоже не составило ей труда. Точечный шрам на переносице партнёра она обнаружила ещё раньше, сразу, как только он снял очки.

– Жаль, танец заканчивается, – с грустью произнесла Тамара, – сейчас так редко удаётся встретить стоящего напарника. И не только чисто по танцам… вы понимаете, надеюсь, о чём я?

– Дорогая гостья моей любимой чайханы! Всё здесь к вашим услугам! – Тохтамышеву настолько не терпелось плотнее зазнакомиться с этой удивительной старухой и, используя её видимую ностальгию по изысканным плотским удовольствиям, в какой-то мере, может, и подыграв ей, как можно скорее, сегодня же вызнать побольше о ней, о наличии у неё юных внуков уже неважно какого пола, в общем, всю подноготную… что он готов был весь вечер посвятить ей одной.

На следующий танец, незамедлительно последовавший за первым, он пригласил незнакомку сам. В ответ на её ненавязчивую просьбу рассказать о себе, торопясь приступить, в свою очередь, к расспросам о ней самой, ограничился кратким «дежурным» сообщением:

– Я, вообще-то, родом из здешних мест. Возглавлял когда-то, и вывел в передовые предприятия республики районную заготовительную контору, за что и удостоился звезды Героя Социалистического Труда. Первой звезды… вторую мне вручили уже в Ташкенте, когда я ушёл на повышение в «Узбекбрляшу»13. Между делом помогал здесь становлению юных талантов, опекая местный интернатский ансамбль песни и танца, о чём вспоминаю всегда с особым удовольствием и грустью. Ах, уважаемая, знали бы вы, какие красивые и многообещающие юные дарования были в этом ансамбле! Всё бы отдал, чтобы хоть на часок вернуться в те времена… пообщаться… Теперь, вот, руковожу потихонечку на республиканском уровне, но без этой моей любимой чайханы долго не выдерживаю, наведываюсь сюда при любой возможности. Правда, возможности такие выпадают в последнее время всё реже. Жизнь – сложная штука.

– Говорят, человека всегда, всю жизнь тянет туда, где у него прошли лучшие годы. Или, наоборот, произошло что-то страшное, в том числе и им самим сотворённое, – Тамара натянуто, с трудом владея собой, хохотнула. – Ну, например, какое-нибудь кровавое злодейство…

– Несравненная, о чём вы! Ну, какие могут быть злодейства, да кровавые, в таких благословенных краях и с такими людьми, которым посчастливилось, волей Аллаха, в этих краях жить и… любить? – ещё более натянуто хохотнул в ответ Тохтамышев, у которого вдруг запершило в горле, а в лёгких неожиданно обнаружилась катастрофическая нехватка воздуха. Да и живот неожиданно начало пучить – как бы не оконфузиться перед дамой…

– А вы, достопочтенный, э-э… дядя Баймурат – так, кажется, называли вас опекаемые вами юные дарования… – случайно не помните, в том интернатском ансамбле были две симпатичненькие девочки-близняшки? И ещё у них был брат, тоже их близнец, хулиганистый такой, – вкрадчиво, очень тихо, почти шёпотом поинтересовалась женщина.

Тохтамышев обмер. Вдобавок к удушью и невыносимой тяжести в животе всё его нутро похолодело, как под взглядом кобры. Земля поплыла из-под ног, а переступить вправо или влево, чтобы удержаться от неминуемого падения, он не мог – члены его намертво оцепенели. Время как будто остановилось, и с бешеной скоростью понеслось в обратную сторону. Неужели эта ставшая вдруг похожей на смерть ужасная, жутко улыбающаяся старуха – и есть та самая пресловутая Тамарка-шофёрка, встречи с которой ему все близкие советовали остерегаться до конца дней своих? Вот, наверное, и пришёл, вместе с нею, этот конец… не-ет!!!

Внезапная острая боль в сердце на мгновение вернула Тохтамышева к действительности. Всё вокруг, пребывая в наступивших отчего-то не ко времени потёмках, кружилось перед глазами, то отдалясь, то – быстро-быстро приближаясь. Чувство пространства потерялось – где верх, где низ, где право, где лево…

Ещё более страшная боль, пронзившая мозг, заставила его глухо захрипеть, на губах выступила пена. Жизнь покидала большого её любителя Тохтамышева. Начавшие смыкаться, чтобы заснуть вечным сном, его глаза в последний момент были насильно приоткрыты и в них глянуло искажённое счастливо-исступлённым злорадством лицо красивой старухи, только что нежно обнимавшей его в медленно-сентиментальном танце. Старуха с адской

улыбкой проговорила зловещим, казавшимся громовым, голосом:

– Ну, что, вспоминаешь?..