Будь эта доисторическая секс-бомба в стиле «ретро» лет, эдак, на полсотни моложе, участь её была бы решена мгновенно: ближайшей же ночью она усердно услаждала бы похоть бывшего неофициального, но безоговорочно признанного хозяина этого района, и имела бы все возможности понять и оценить, что такое настоящий мужчина. Но сейчас, в данном случае, об этой стороне дела не могло быть и речи – существа женского пола старше пятнадцати-шестнадцати лет его в постельном плане давно уже не интересовали. Что же касается более юных созданий… – при мысли об этом Баймурат-ака уже не первый год тяжело вздыхал: а почему бы и нет? И мысли не только о малолетних девочках будоражили и щекотали его нервную систему. В наивном детском возрасте – чем же хуже девчушек мальчики, например? Хоть на склоне лет отведать того, что может оказаться куда слаще банальной женщины – чистого и непорочного, целомудренного хлопчика. И чем чаще его посещала такая крамольная мысль, чем сладостнее замирало при этом нутро, тем решительнее гнал он эту мысль прочь. Хотя, в глубине порочной души, гнать не очень-то и хотелось.
Но, как бы ни отвлекали состарившегося сластолюбца – почётного гостя
чайханы педофильные грёзы, а необычная посетительница всё сильнее притягивала его внимание. Игривый её язык, так завлекательно облизывавший невероятно для такого возраста возбуждающие мужское воображение уста, сделал-таки своё коварное дело. Не в силах более совладать с соблазном (соблазном чего именно, он и сам пока ещё не уяснил), Баймурат-ака дал знак своим приближённым…
Недоуменно подняв брови при виде чайханщика, возникшего перед нею в полупоклоне с подносом в руках, на котором красовалась бутылка французского шампанского «Вдова Клико» в паре с вазой цветов, между стебельками одного из которых была воткнута визитная карточка одного из крупнейших хозяйственных руководителей республиканского уровня, Тамара, после секундного замешательства, спокойно-небрежно произнесла:
– Спасибо! А от моего имени и за мой, разумеется, счёт преподнесите, пожалуйста, подателю сего бутылку лучшего армянского коньяка с непременным условием, чтобы он выпил полный бокал на моих глазах и закусил плиточным шоколадом. После этого я готова познакомиться с ним.
Тохтамышев, получив встречный презент и слегка подивившись такой оригинальной встречной просьбе, тем не менее, эту просьбу исполнил, и приготовился к контакту с интригующей незнакомкой…
Ну, должна же быть у этой элегантной старухи, – напряжённо соображал Баймурат Тохтамышевич, – хоть одна внучка (или, наверное, всё же, лучше внучок), унаследовавшая её внешнюю эротичность и бьющую прямо-таки фонтаном внутреннюю сладострастную силу? Если это так, то остаток его жизни может обрести новый смысл, окраситься в ещё более яркие тона, чем даже в лучшие из прожитых им и так-то не скучных лет.
Когда по неуловимому сигналу Баймурата Тохтамышевича из установленных по углам чайханы акустических колонок полилась задушевная танцевальная музыка и раздался возглас «Белый танец! Дамы приглашают кавалеров!» Тамара встала из-за стола и грациозной, как когда-то в молодости, походкой направилась туда, где, приосанившись, восседал
главный гость вечера. Баймурат-ака галантно поднялся с кресла-трона.
Элегантным движением положив руки на плечи партнёра, Тамара жеманно произнесла полушёпотом с интимным оттенком:
– Такой солидный, приятный кавалер, а перед танцем с дамой нацепляете тёмные очки?.. Уж не мистера ли Икса из той оперетты изображать собрались?
– Извините, уважаемая. Глаза устают от непомерной работы, и яркий свет им давно в тягость. Только поздней ночью, в постели, и расслабляешься по-настоящему.
– Выходит, вы – ночная птица?
– Кто любит жизнь по-настоящему, для того ночь – блаженство. В это время суток человек не просто спит-отдыхает, восстанавливает потраченную за день энергию. Он ещё и наслаждается близостью с любимыми… которым готов отдать не только остаток той же собственной энергии, которая, между прочим, путём эротического взаимообмена и восстанавливается быстрее, но и нечто большее.
– Деньги, например?..
– А почему нет? Деньги – не такая уж и плохая штука, как внушала нам официальная пропаганда все семьдесят лет Советской власти. И воспринимать их в подобных случаях следовало бы не как подачку в оплату за ночные ласки, а как подарок от души, средство улучшения благосостояния любимой. А как, кстати, лично вы относитесь к соотношению «день-ночь»?
– Представляете, я тоже предпочитаю ночное блаженство дневной суете. Но тёмные очки всё же позволяю себе только там, где это уместно. Или – для ритуала, например…
– Спасибо уважаемая, вы умеете ставить людей на место. Я восхищён, и только ради вас, так украсившей своим присутствием это гостеприимное заведение и способной так тактично добиться своего… готов подавить в себе некоторые, даже застарелые, привычки.
Тохтамышев снял очки, и партнёрша по танцу без малейшего удивления,
более того – с чувством удовлетворения убедилась в различности цвета его глаз, один из которых был серым, а другой – зелёным.