Интернатские. Мстители. Любовь и дети Ханум

Тамара долго, с каким-то непонятно бередящим душевные раны чувством смотрела вслед взбиравшимся по крутому склону женщине и девочке. Когда те, наконец, уселись в ожидавшую их на дороге модную легковую автомашину «Жигули» и уехали, она вздохнула, достала из сумочки зеркальце и, впервые за эти страшные несколько лет после потери сначала дочерей, а затем и сына, внимательно посмотрела на своё отражение. Из зеркала действительно глядела мутноватым взором «бабушка с белыми волосами» – седая измождённая старуха, которой… на самом деле не было и сорока.

– Да-а… и в самом деле есть чего испугаться ребёнку! – задумчиво проговорила бывшая мечта любого встречавшего на её пути не импотентного мужчины. – Нет, милая, если хочешь добиться своего, заставить инстанции, вплоть до Москвы, поиметь совесть и принять, наконец, меры к преступникам, да независимо от государственного расследования и судебных решений сотворить и собственной возмездие, так распускаться нельзя. Надо немедля брать себя в руки и начинать выглядеть если уж и не так, как прежде (это бесполезно теперь даже пытаться), но по возможности подобающим образом. Да, а что, интересно, делала на могиле Валеджана эта красотка с

ребёнком? И почему при встрече с ними так защемило сердце?..

XXXI

Долгое и изнурительное хождение Тамары по приёмным руководителей органов государственной власти – от районных до высших всесоюзных, включая Верховный Совет СССР и Центральный Комитет КПСС, так и не увенчалось успехом: расследование похищения её дочерей и убийства сына, многократно возобновлявшееся и ровно столько же раз под незримым воздействием какой-то таинственной силы приостановленное, окончательно зашло в тупик.

Не нашла Тамара, приложив все усилия, и никаких следов исчезнувших дочерей самостоятельно: ни могилок, которые бы красноречиво свидетельствовали об их смерти, ни каких-либо свидетельств того, что они

живы. Правда, однажды её вызывали в прокуратуру на опознание обнаруженного в кустах где-то в предгорьях под Самаркандом пропитанного кровью рваного фрагмента платья, расцветкой и структурой ткани очень похожего на те, что носили в последнее время Гульнара с Динарой. Но для безусловного подтверждения факта смерти кого-либо из них этого было явно недостаточно, во всяком случае, по убеждению Тамары, которую можно понять – ни одна на свете мать не поверит, что её ребёнок умер, пока не убедится в этом собственными глазами. Тем не менее, в связи с данной окровавленной находкой распространились домыслы, что одну из девчонок похитители, надругавшись над ней, убили. Возможно, так оно и было.

Перезахоранивать Валеджана Тамара не захотела: пусть место его гибели останется навсегда и его могилой. И она, мать, вплоть до момента справедливой мести, после которого готова сразу же умереть и сама, будет регулярно приходить сюда как к святому месту. И – отчитываться перед духом сыночка, как выполняет свой священный долг перед ним и его сёстрами, а в целом – хранит, уже в одиночку, честь семьи.

Со своим необъяснимо-сладчайшим из всех в её жизни мужчин –

– любовником-сожителем, блеклым снаружи, но удивительно сильным в постели Николаем Захаровичем Сухоруковым Тамара так и не сочеталась узами брака, рассталась сразу же после исчезновения дочерей, казнясь за эгоизм, приведший к таким последствиям. Ведь если бы не её внезапная, сметающая всё на своём пути страсть к этому человеку, и не объявленное в связи с этим ими обоими табу на брак её дочерей с его сыновьями, дети, более чем вероятно, давно переженились бы. Пусть не очень выгодно, пусть, наконец, слишком рано – ещё до окончания школы, но никому в таком случае, а тем более, если бы свадьбы были сыграны до тех злополучных ноябрьских каникул, и в голову не пришло бы похищать ставших замужними женщинами Гульнару и Динару.

Николай Захарович, расставаясь, плакал молча, но так тяжело, как плачут только мужчины. Он ни на чём не настаивал, не канючил, как некоторые (чего она больше всего боялась), не вымаливал ни прощальных

ласк, ни свиданий в будущем. А просто, забрав с собой сыновей, уехал из Узбекистана в какую-то другую среднеазиатскую республику, может куда и подальше, и… судя по настроению – навсегда.

Вот, в итоге, и разлучились между собой все влюблённые, старшие из которых способны были построить своё счастье только за счёт лишения этого счастья младших, а младшие вполне могли быть счастливы, кабы не эгоизм старших…

И какая же она мать после всего этого?

XXXII

В жизни Тамары оставалась теперь только одна цель – месть. И ничто не могло поколебать её решимости эту месть осуществить. Даже – то светлое, что способно было, при ином стечении обстоятельств, возродить в её душе смысл дальнейшего пребывания на этом свете: кровь Азимовых течёт, оказывается, в жилах ещё одного живого существа – совсем юного и чистого, ни о чём происшедшем ни сном ни духом не ведающего человечка. Этот человечек – та самая маленькая девочка по имени Мукарама, которая так испугалась случайно встреченной в тот день на могилке «какого-то дяденьки» седой растрёпанной Тамары.