Интоксикация

Переполненные гормонами сосуды, накалённые, как плазменные шары, купались в туманностях, перелетали, как Маленький принц с планеты на планету, не страшась холода безмерной галактики. Нас окутывали межзвёздные облака, инфракрасным излучением грела межгалактическая пыль, мы питались азотом, были невесомы, касаниями рук уничтожали планеты, перестраивали созвездия; на Земле виднелись падающие кометы. Плавающий небосвод обрушивал небесные тела и утягивал их обратно за аттосекунду до столкновения. Она продолжала смотреть в потолок, рисуя кистями с краской на ногтях на полотне тёмной материи.

Она улыбнулась и повернула голову на триста шестьдесят градусов.

– У тебя голова кружится.

– Нет.

– Это не вопрос.

– Она на месте.

– Только что сделала полный оборот, – я описал окружность указательным пальцем, оставив шлейф фиолетового неона.

– Сделай так ещё. – Я продолжал пальцами, расставив их в сторону, затем кистями. Встав на пол, я растёр глаза пальцами и снова взглянул на кровать.

– Ты – фея. Похожа на Динь-Динь, только крылья прозрачные, – я одной рукой описывал её контур, – а волосы болотные, но… в целом, сойдёт. – Я продолжал огненное шоу факелами, вместо рук. Её ножки коснулись батута – невесомое тело обрушилось в распростёртые объятия.

Мы стояли на балконе, выходящем во двор, с которого была видна часть улицы. Вдали – мост, ванты которого извивались, как китайские драконы в новогоднем танце. Машины-клопы спрыгивали вниз и сновали по дорогам, прыгали по крышам домов, опасливо озираясь вниз, в бездну раскалённого кипящего масла, и вверх, где жёлтые человечки Харринга, забвенно пляшущие под диско-шаром, нанизывали понравившихся букашек на палку, поджаривая их в пламени мифических созданий.

– Не ожидал увидеть именно клопов.

– А мне кажется, что это тараканы.

– Драконы?

– Такие красивые. Никогда не думала, что они столь прекрасны, они, не смотря на свои масштабы, очень грациозны. Я бы хотела на одном из них прокатиться. Что это?

– Я отправляю в мир бумажные самолётики с моими мечтами, как в детстве. Я их никогда не поймаю, но они коснутся чьей-то груди, проникнут до самого сердца, изменят его так же, как осколок льдинки. Конечно, мои мечты могут слегка ранить вначале, но затем они разнесут блаженное спокойствие, пробудят дремлющие стремления. Я смотрю на этот многоцветный, контрастами будоражащий мир с распростёртыми руками и знаю, что именно сейчас в мою сторону летит чужой эфемерный бумажный самолетик – чужая мечта, запущенная маленьким мальчиком в далёком, забытом им детстве. Он изводил бумагу: разлиновывал, гнул; карандаши, линейки, ножницы. Он сделал свой самолетик полтора десятка лет назад – не знакомый мне ребенок далёкого детства; он стоял на балконе, зажмурил глаза, прошептал, шевеля одними губами, своё самое сокровенное желание; его пальцы ёрзали по вспотевшей бумаге, он так разнервничался, что погнул свою мечту; перепугавшись, он расправил белое воздушное судно, слегка покорёженное его отчаянным рвением и страхами. Он вновь зажмурился, перегнулся через балкон шестого этажа, и, резко выпрямив правую руку, разжал пальцы, разжал веки. Левой рукой сделал козырёк, как капитан на палубе, высматривающий направление в неизвестных водах, от лучей закатного солнца, бьющего в его молодое, с надеждой смотрящее лицо на отправленную в огромный, полный таинств и неизвестностей мир, хлипкую шхуну. В вечность, такую же неизменную, как его полные надежд мокрые глаза, когда он вспоминает тот момент спустя много лет. Он не забыл свою мечту; она блуждает, ищет. Она обогнула весь мир, заглянула в пучины, под вековые камни, узнавала секреты тысячелетних ветров. Уворачивалась в Каменном лесу, прокравшись незаметно в Юньнань, как лыжник на горном спуске, меж немолчных суровых гигантов; направлялась через Индийский океан, вдыхая благовония, острые специи, упивалась завистливыми, обращёнными к ней взглядами ступающих по земле, аплодирующих арабов, прячущихся в тени собственных одеяний. Она кружила, как коршун, голодная до историй ночных путников, отдыхающих в оазисах, впитывала каждую каплю проронённого звука их хриплых, сухих ртов; отправлялась дальше. Минуя озеро Чала, восторгалась живописной каймой зелёных гор, сплетничала с морскими брызгами водопада Виктория, передавала весточки его родственникам на границе Нью-Йорка и Онтарио, но перед этим ненадолго заглянула на карнавал: заворожённая трепетала перед экстравагантными костюмами. В Перу взмывала к Мачу-Пикчу; пугалась ночью массивных голов, торчащих из земли. Умилялась пингвинам, возвращавшимся вечером домой на юге Австралии. Она обогнула весь мир, везде побывала. Этот самолётик летит обратно, чтобы вернуться к уже давно выросшему мальчику, чтобы его сердце никогда больше не покидала мечта. Возвращается, чтобы поведать историю.

Мы проснулись вечером, ближе к ночи.

– Город больше не такой красивый, – на выдохе сказала она, наполняя лёгкие дымом, запивая глотком горячего зелёного чая с лимоном.

– Я чувствую, как шевелится мозг. Будто он вместе с миром возвращается на свои места.