Эти слова стали подобны удару кувалдой по голове… В мужском отделении, где работал два с половиной злополучных месяца, постоянно происходили странные и необъяснимые вещи: периодически находил пятна крови на полу и постельном белье, пациенты при непонятных обстоятельствах получали травмы и увечья различной степени тяжести, двое вообще пропали без вести, когда их перевели в подвальное отделение. Своими глазами видел людей без пальцев, языков, с порезанными и сломанными конечностями. Никому из персонала дела не было до такого состояния вещей, а этот Коэн… Он только посмеивался всегда или отшучивался, говоря, что это его рук дело. Или не отшучивался… В моей голове стремительным потоком образов пронеслись неприятные воспоминания: вот он увозит в инвалидном кресле отчаянно взывающего о помощи пациента Моргана к выходу, вот стою в уборной, держа в руках на свету ужасающий инструмент, который сам Коэн назвал впоследствии реберными ножницами… Вот пытаюсь понять, как пробраться в подвальное отделение, рассматривая кухонный лифт, а он подкрадывается ко мне сзади. Вот прячусь за ширмой, все-таки попав в этот проклятый подвал, наблюдая, как мой бывший администратор рыщет поблизости, разыскивая меня. Стоял, вспоминая это все, и чувствовал, как встают дыбом волосы, а ноги начинают подкашиваться от разливающегося по венам жидкого ужаса… Мне нужно было, наконец, сделать то, что упорно не делал все это время — принять реальность.
— Так это он все это время калечил пациентов в отделении?! — на одном дыхании выпалил, мне казалось, что вся моя кровь разом прилила к голове.
Эндрю молчал, но и сам уже знал ответ на этот вопрос. От осознания такой страшной правды у меня голова шла кругом, обхватил ее руками, пытаясь как-то ослабить оглушительный стук в висках. Коэн, администратор отделения и мой непосредственный руководитель, человек, которого вроде бы знал, все это время издевался в изощренной форме над другими… Знал, что он садист, но даже в страшном сне мне не могло привидеться то, как далеко он зашел на самом деле.
— Почему ты мне ничего не сказал?! — схватив Эндрю за плечи, прокричал. — Столько раз задавал вопросы! Почему?! Ты мне не доверял? Ты боялся, что донесу кому-то? Разве хоть раз тебя обманывал?
— Он делал это всегда. Ты ничего не смог бы изменить, — горестно отозвался тот, — и никто не смог бы. Не хотел втягивать тебя в это.
Отпустил его и прошелся по кругу, будучи не в силах справиться с эмоциями.
— Но как? — ужаснулся, жуткая правда не укладывалась у меня в голове. — Как он делал это все?! Тоже работал там! Почему ни разу не видел, как он это делает?!
— Он не делал это в отделении, — последовал ответ Эндрю.
— А где? — выпалил, уже готовясь к страшному ответу, который и сам знал.
— В подвале. Там ему никто не мешал, и крики слышны не были, — закрыл лицо руками.
— Но я же там был! — в исступлении воскликнул, не находя себе места. — Видел этот подвал! Подвальное отделение!
Почему так долго не замечал всех этих намеков, ну почему?! Был слишком опрометчив, отрицал очевидные вещи — и вот, куда это меня завело. Теперь уже точно ничего нельзя было исправить.
— Вот подонок. Урод, — уставившись в одну точку перед собой, сквозь зубы проговорил: кажется, мой гнев наконец-то обрел оформленные очертания, — и еще с ним за руку здоровался… — покачал головой и повернулся к Эндрю, — если бы ты мне все рассказал сразу, придумал бы, как это остановить.
Поздно было сокрушаться, нужно было двигаться дальше, потому что отлично понимал, рано или поздно направят сюда новые подразделения оперативников, и тогда уже точно никому спастись не удастся. Ничего больше не говоря, завел Эндрю обратно в душевую, где мне предстояло заняться своими ожогами. Ситуация с ногами была просто ужасающей — волдыри, к счастью для меня, хоть пока и не повредились, но от постоянной беготни и отрицательного воздействия окружающей среды налились кровью еще больше, стали очень обширными и болезненными. Пока промывал их под водой, разложив рядом упаковки с бинтами, Эндрю бесцельно и обреченно слонялся вдоль душевых кабинок, открывая дверцы в некоторые из них и заглядывая внутрь. Никак не мог перестать обдумывать леденящую кровь правду, которую мне поведал этот несчастный пациент, на долю которого выпало так много тяжелейших испытаний.
Больше всего меня злил и возмущал тот факт, что все остальные сотрудники мужского отделения, похоже, были более чем осведомлены о тех немыслимых вещах, что вытворял этот выродок Коэн. Никто не пытался как-то заступаться за пациентов, они даже просто одернуть его не пытались! Эти чертовые санитары в открытую насмехались надо мной, когда спрашивал у них о причинах беспредела, происходившего в клинике! На самом деле они со своим попустительством и безразличием фактически встали в один ряд с этим садистом.