Инженеры

— Должен найти, — сказал Зноевский и улыбнулся сочувственно. — Некоторым больным врачи прописывают — переменить климат… а ты догадался сам. Таким образом, все обстоит благополучно и нет места унынию.

Но Авдентов плохо слушал его, занятый своими мыслями, и скоро оставил друга. Медленно обходя залы, запруженные народом, он искал в пестрых толпах Марию; минуты четыре простоял у подъезда, встречая машины, но ее не нашел нигде.

Он вернулся опять к своему столу и наполнил до краев стаканы.

— Давай выпьем, — сказал он, заметно очерствев.

Зноевский был почему-то уверен, что Мария не придет, но не высказал своих соображений, чтобы не растравлять рану. И заговорил о другом, тяготясь его молчанием:

— На новом месте будь осторожнее… О Рохлиной слышал? Оказалась заодно со Штальмером и Гайтсманом. Кто бы мог подумать!.. Вот как жизнь-то нас учит… Есть негритянская пословица: «Мы умираем, едва научившись жить…» Но мы должны научиться гораздо раньше!.. По крайней мере, я уже давно сделал для себя определенные выводы. Благодарю тебя за прошлое, ты оказался тогда зорким…

— А поучаешь бдительности? — иронически кивнул Авдентов.

— Это я по праву старшинства и дружбы, — ответил Степан, имея в виду свое положение главинжа.

Разговор не особенно клеился, они обменивались короткими фразами, а больше всего молчали. Наступила пора прощаться, хотя до отхода поезда оставалось еще сорок минут.

Они крепко расцеловались, и Зноевский ушел, чтобы не мешать последнему свиданию: возможно, Мария еще придет, природа чувств капризна, и никому не разгадать ее…

Диктор оповещал пассажиров о посадке на скорый, шум оживленного движения в залах усилился и вместе с ним поднялось нервное напряженное нетерпение Михаила. Он снова обошел все залы, постоял у входной двери, пропуская мимо себя незнакомых чужих людей; время бежало катастрофически быстро. Его ничтожный остаток все заметнее укорачивался.

С гнетущей свирепой тоской Авдентов направился к вешалке, надел шляпу, плащ, едва приподнял тяжелый, точно каменная глыба, чемодан; потом передал его подошедшему носильщику; уже в дверях, он оглянулся еще раз: пестрила в глазах толпа, в которой, если бы даже и пришла Мария, он все равно не увидел бы ее…

Длинный ряд зеленых вагонов с тусклыми окнами темной сплошной стеной тянулся вдоль перрона, у каждого из них грудились кучки людей с багажом.

Авдентов уложил вещи в купе и тут же вышел опять на перрон. Серые чугунные колонны подпирали сводчатую крышу, под которой было сумеречно от редких фонарей и от черного окутанного облаками неба. По железу, едва различимо среди пестрых станционных звуков, он услышал мягкий шум дождя. Заплаканные окна вагонов подались, назад — паровоз уже прицепили.

Старик в нагольном расстегнутом полушубке застрял со своими котомками в двери, и на него кричал проводник, силясь протолкнуть вперед; пожилая женщина провожала сына-подростка, — наверно, к отцу, поучала его, как вести себя в поезде. Две молодых, изящно одетых женщины бурно обняли и поцеловали своего Вадима — человека в военной форме и с орденом на груди, наказывая не забывать Альку и чаще писать им, — и было не разобрать, которая же из двух — жена ему. Потом, уже из вагона, открыв окно, улыбался им покровительственно и изредка махал рукой. Мимо прошел дежурный с фонарем, за ним прокатили от почтового вагона порожнюю тележку.

Все эти мелочи, повторяющиеся постоянно, изо дня в день, помимо воли западали в сознание. Он все ходил по перрону, искал, заглядывал в окна вокзала, стоял у дверей, — но Марии все не было. Истратив всю силу, он перестал ждать: оставалось только пять минут.

Он уже стоял одной ногой на ступеньке, схватясь за поручни, — вдруг кто-то окликнул его негромко. Он оглянулся, узнал и сразу бросился к ней навстречу, охваченный бурей чувств.

— Мария!.. Мария!.. — он судорожно сжал ее руки и целовал порывисто, ненасытно, растеряв все, что приготовился сказать ей…

Взволнованная его письмом, покоренная жалостью, она долго раздумывала вчера: как быть ей? что делать? Не приехать на вокзал показалось ей бессмысленной жестокостью.

Уже несколько минут она стояла за одной из колонн неподалеку от седьмого вагона, видела, как он ходил по перрону, заглядывал в окна, стоял у дверей, и едва сдерживала себя, чтобы не выйти к нему раньше времени, какое определила себе нынче утром.

— Я безумно ждал… Пришла, пришла! Как я рад, Мария!..

В белой меховой горжетке, в костюме и маленькой черной шляпке, она смотрела в его расширенные, влажные глаза и у самой дрожал и прерывался голос: