Иоанн Грозный (СИ)

         Вот дополнительная причина почему, когда Иоанна, выехавшего с малою свитою на звериную ловлю, остановили с прошением вышедшие из лесу пять десятков новгородских пищальщиков, он не сомневался: это проделки неуемных Шуйских.   Спешивший охотиться Иоанн долго не рассуждал. Ведал по опыту, потеряй час, скроется зверь в логово по  летнему зною, не сыщут и не поднимут тогда его псы. Отмахнулся от просителей, сказав прийти в другой раз и по иному адресу. Однако слово за слово те заспорили с государевыми охотниками. Иоанн резко вступился за своих и указал им прогнать пищальщиков. Новгородцы воспротивились, острастнули из ружей. В присутствии царя его окруженье бесстрашно  обнажило мечи. В разгоревшейся битве погибло  человек десять.

         Охоту испортили. Разгневанный государь потребовал разобраться дьяку Захарову. Не найдя следа Шуйских, тот, по согласию с бывшей в фаворе кликой Глинских, определил виновными бояр Ивана Кубенского и обоих Воронцовых, Федора и Василия, будто бы подтолкнувших пищальщиков. Возвращенного из ссылки Федора Воронцова не любили с братом за непреклонный нрав и стремление к думскому первенству. Их казнили по совокупности вин  за прежние боярские раздоры. Шуйские ухмылялись: не их ли враги Воронцовы, не те ли способствовали их падению, и не враг ли Воронцовых Кубенский, разделивший одну плаху?! Открылось: шею вспыльчивого Иоанна можно вертеть в ту-другую сторону. Главное, исхитриться оговорить противников первыми, пока в обратку не успеют. Искусство лести и наветов при московском дворе срочно совершенствовалось, хотя и казалось, что дальше некуда.

         В шестнадцать лет Иоанн заявил о желании торжественно венчаться на царство. Проницательный от природы, он не был слеп, что им управляют. Стремился пышным внешним обрядом освободить свободу решения. Он не флюгер у победивших Бельских. соединившихся с Глинскими. Сам знает, кого казнить, кого миловать, куда государство направлять, какие  порядки устанавливать. Отец его правил без торжеств, и его слушали. Иоанн тринадцать лет на престоле, но требует совершения обряда.

         Исполняя прихоть государеву,  вельможи и попы, постарались не вспоминать о печальном венчании внука Иоанна III, закончившего  опалой и голодной смертью по интригам мачехи Софьи. Вспоминали о Владимире Всеволодовиче, на коего митрополит Эфесский возложил венец, золотую цепь и бармы Константина Великого, сохраненные другим Константином Мономахом, византийским императором. Вместе с бармами бездетный дед передавал  внуку и надежду, что христианский привой на Днепре раскинется вечнозеленой греческой государственной листвою. В свою очередь,  Владимир Всеволодович Мономах, умирая. будто бы передал святыни мимо   старшего сына Мстислава, шестому любимому отпрыску – Георгию, от кого пошла и Москва, и  московская династия.

         Умыкали неприятное: Георгия нарекли Долгоруким за то, что никогда не любя своего Владимиро-Суздальского удела, весь страстный век тянуло его в неближний Киев, воевать великокняжеский венец. Не устраивало  дядю, что претендуют на трон родившиеся, когда он уже бороду носил, младшие племянники. Складывали Георгия с домосидчиком его сыном Андреем Боголюбским. Выравнивали предание, и вот гладко тянулась преемственность мужей,  церкви и государствам ответственных, от брата к брату, от отца к сыну.

         Январским  подвигнулся войти Иоанн в Кремлевскую гранитную трапезную, где собрались  думные бояре, числом до пятидесяти. Дворяне, думские и приказные дьяки толпились в сенях, не допускали.  Охлаждаясь в надышанном месте,  бояре расстегнули собольи и куньи шубы, отороченные по отворотам цветным шелком, золотыми нитями Волос меха играл в зимнем солнечном луче,  драгоценные пуговицы сияли. На боярских коленах поднимались высокие черные шапки. Толкуя меж собой, бояре едва поворачивали шеи из-за широких негнущихся, отделанных жемчугом воротников – козырей. Всегдашний духовник государев, протоирей храма Благовещенья, тогда – Афанасий, он - в светлой епитрахили, взял из рук Иоанна, тому подали рынды,  златое блюдо с животворящим крестом, царским венцом и бармами. Провожаемый конюшим князем Михаилом Васильевичем Глинским, казначеями и дьяками, Афанасий понес святыни в Успенский собор.

         Кремлевскую площадь заполонило несчетное количество народа. Стрельцам пришлось приложить силу, очищая духовнику путь из царских палат со святынями Мономаховыми. Толпа растеклась, пропуская дары, и вновь сомкнулась. «Тихо, окаянные!» - шикали  голоса. На Красном крыльцо вышел Иоанн в пестрой горностаевой шубе, высокой горностаевой шапке, с посохом в руке. Рядом - в червленых епанчах  с обнаженными головами появились два юноши, бледный болезненный родной младший брат Юрий, сдержанный, исполненный внутренней значимости, двоюродный брат Владимир Андреевич.