Мечеть Омейядов в Дамаске — это бывший собор Иоанна Предтечи. По легенде, именно там он и похоронен. Поскольку Иоанна Крестителя почитают также и мусульмане (под именем Яхъи), это позволило Иоанну Павлу II порассуждать о нем как примере для представителей обеих религий посвящения себя Богу. В мечети римскому папе преподнесли Коран. Снимки Войтылы со священной книгой мусульман уже были, поэтому на этот раз понтифик пошел дальше и поцеловал ее, вызвав пересуды и кривотолки, не утихающие по сей день. Вдобавок верховный муфтий Ахмед Куфтаро вслед за своим президентом тоже разразился антиизраильской речью, еще раз поставив первосвященника в неловкое положение. Благоразумный политик в таких обстоятельствах изменил бы маршрут своей поездки, включавший посещение разрушенной израильтянами православной церкви в Кунейтре, но Войтыла был не политиком, а пастырем. Не смущаясь возможной реакцией еврейской общественности, которая и без того кипела ввиду заявлений Асада и Куфтаро, он помолился в заброшенном храме рядом с израильскими позициями, призвав к миру обе стороны конфликта. Сирийские власти подготовились к событию — свезли окрестных жителей, некогда бежавших из Кунейтры. В собравшейся толпе реяли палестинские и сирийские флаги, и даже одно полотнище движения ХАМАС, а с ближайшего холма за происходящим следили израильские солдаты, охранявшие радиолокационную станцию. Несомненно, для сирийцев поездка римского папы в Кунейтру была важна исключительно с пропагандистской точки зрения. В свое время Клинтон отказался посетить этот город, чтобы не плясать под дудку Асада и не портить отношения со своими избирателями[1361]
. Иоанн Павел II не был связан политическими расчетами — ему ведь не нужно было заботиться о будущем своей партии. В этом заключается преимущество Апостольской столицы: она стоит над интересами людей и народов, а потому может обращаться к вечным ценностям.Молитва в разрушенном православном храме была полезна и для улучшения отношений с «церковью-сестрой». За три дня до этого, 4 мая, Иоанн Павел II в очередной раз покаялся в грехах католиков, теперь уже перед православными. Это произошло в резиденции афинского митрополита, где понтифик попросил прощения за Четвертый крестовый поход, закончившийся разгромом Константинополя. «Как же можем мы не увидеть в этом тайну беззакония (2 Фес. 2: 7), засевшую в сердце человеческом? Лишь Бог вправе судить, а потому отдаем тяжелое бремя прошлого Его бесконечному милосердию…»[1362]
Когда наместник святого Петра замолчал, архиепископ Христодул захлопал в ладоши. Красноречивый жест! Глава греческого духовенства принадлежал к числу наиболее рьяных ревнителей старины и критиков Запада: годом раньше он протестовал против удаления графы «вероисповедание» из удостоверений личности, а до того осуждал действия НАТО на Балканах. Доставалось от него и властям за их курс в рамках Североатлантического альянса. Впрочем, и на этот раз архиерей не удержался от шпилек по адресу Ватикана: в ответной речи он назвал существование униатских церквей препятствием на пути диалога, и выразил сожаление, что Святой престол не встал на защиту интересов Греции в кипрском вопросе[1363].В тот же день на Ареопаге оба иерарха подписали совместную декларацию, в которой отметили, что социальный и научный прогресс в мире, к сожалению, не сопровождается таким же прогрессом в области уважения ценности жизни, а укрепление европейской солидарности привело в ряде стран к отказу от религиозных корней, что грозит утратой национального самосознания и духовного наследия. Также декларация осудила религиозные насилие, прозелитизм и фанатизм[1364]
. Вставка о прозелитизме, несомненно, появилась по настоянию греческой стороны, озабоченной католическим наступлением в православной среде. «Лед тронулся», — прокомментировала событие местная пресса[1365].