Иоаннида, или О Ливийской войне

Астрики, к которым принадлежало это племя, с незапамятных времен имели там убогие жилища. Они были народом, сильным в войне и чрезвычайно многочисленным, и много лет их никто не беспокоил. Когда они узнали, что Иоанн в своем продвижении внес знамена на их земли, они были напуганы его первым приближением и поторопились выслать сговорчивых послов, чтобы молить о мире. Полководец принял их спокойно в центре шатров, и они, прося прощения, мира и безопасности для своих племен, униженно излили такие просьбы: «Великий полководец, слово о твоей могучей репутации, живости ума, доблести и о том, что ты заслуживаешь полного доверия, прилетело впереди тебя, сразу устрашив наши племена, воздающие благодарность твоему правлению. Склонив головы, знаменитый народ астриков подчиняется, храбрый герой, твоим распоряжениям. Наши старейшины одобряют и ищут договора с тобой, поскольку они хотят служить и приготовили свои шеи для твоего ярма. Пощади же их, великий полководец, о чем они и просят.

(ст. 407—436)

Мы просим ни о чем больше, как о мире и ненарушаемом спокойствии после того, как ты завершишь свою войну».

Даже пока еще этот посланец говорил, невежественная толпа воинов начала роптать прямо в ставке главнокомандующего: «Как долго голод будет истреблять наше войско, [лишая его даже] возможности отомстить? Нет теперь надежды, нет спасения, и наш несчастный отряд изнемог от истощения». Когда этот звук дошел до ушей командующего, он был очень обеспокоен и шепнул Рицинарию: «Немедленно положи конец этим несчастным жалобам негодных вояк. Что за сумасшествие в их сердцах, какое смешение в умах сломя голову влечет эти несчастные отряды к катастрофе? Они видят послов. Эти люди просят о мире со мной. Они стоят здесь, униженные, и молят нас – эти же открывают наши собственные [нехорошие] дела и нашу тайную болезнь. Горе этим ничтожным шайкам, заботящимся [только] о своем желудке, подобно скоту или диким зверям». Рицинарий немедленно вышел и, повторив речь командующего, быстро пресек ропот спокойными словами. Затем, когда тишина вполне восстановилась, полководец не замедлил с ответом послам: «Вы слышали, каким ропотом охвачено наше войско. Наши воины рвутся к горькой схватке и готовы проложить путь через земли вашего народа. Наша империя, однако, всегда щадит тех, кто подчинен нам. Мы сокрушаем людей, которые вовлекаются в войну, но смиренных мы принимаем как друзей. Идите, уважаемые, и если вы просите от меня этот договор с непоколебимой верностью [по отношению] к нам, отправьте ваших детей заложниками в мой лагерь и соблюдайте со мной мир. Весь народ астриков останется в безопасности и будет могучим под [эгидой] нашего императора». Сказав им много такого, он нагрузил их дарами. В ответ они заверили, что будут служить Римской империи, и обещали привести своих детей как заложников мира. Они провозгласили приверженность латинянам за их доблесть и верность, и они хвалили силу и верность обоих – и императора, и полководца. Затем, когда мир был заключен, они удалились.

(ст. 437—504)

На небольшом расстоянии от них, изможденные и жаждущие, странствовали по непаханым полям илагуаны, будучи не в силах уже выносить великие страдания и смертельный голод. Нет пути-дороги к спасению. За ними стоял Иоанн, перед ними – несусветный жар солнца. Смерть со всех сторон вставала перед глазами племени. Они уже не могли двигаться ни взад, ни вперед. И обеспокоенная масса людей, приведенная в смешение окружающими ее опасностями, громко стонала и молила о смерти. Тогда Фортуна вообще отвернулась от них и убедила возвратиться, сменив ужасный путь народа на еще более худший. Итак, по жребию войны, нечестивый сиртский отряд вернулся, не столько для вооруженного столкновения, но просто ради попытки невесть куда побега. Римские всадники-разведчики ездили вокруг них, и вместе с латинскими отрядами ездили верные мазаки, выискивая по сторонам, где может быть враждебный народ. Они не получали никаких известий и не видели рядом врага, когда вдруг они заметили отблески огня среди темной ночи и пребывали в сомнении, развели ли его астрики или илагуаны, повернувшие в их направлении.