Угрюмая заря, подняв свои лучи над океанскими волнами, прогнала тьму в то утро. С собой она несла гибельное солнце,на колеснице которого ехала злая судьба. Облака попрятались, и Феб осветил своим мрачным светом темное небо. Но смотрите, гонец, едущий с трудом, докладывает, что он видел бесчисленные костры, мерцавшие тихой ночью на широком пространстве, на [определенном] расстоянии от его собственного отряда. В докладе не было четко сказано, то ли это изнуренные илагуаны повернули и возвращаются, то ли астрики передвинули свое становище ближе к римскому лагерю. Итак, ощутив себя в затруднительном положении, наш полководец, как всегда находчивый, обратился к своему сердцу за объяснением [происходящего]. Пока он стоял в тишине и сомнении, к нему внезапно подошел верный Куцина, прибыв с большим отрядом сторонников. Восхищенный и счастливый, он так сказал командиру: «Беглецы-илагуаны, усталые и невооруженные, двинули свои медленные войска в движение, и готовятся украдкой пересечь этот путь. Время подходящее – подними знамена, могучий командующий – [повторю,] время подходящее, чтобы уничтожить это слабое и измотанное племя. Более того, работа сейчас для наших воинов будет легкая. Темная река омывает заросшие тенистые берега. Ее окружают деревья различных видов и темный тростник. Народ [илагуанов] направляется к этому месту. Пусти нас добраться до реки первыми и овладеть всем потоком». Его слова были хорошо приняты людьми, когда он говорил, но полководец, который еще хранил в обеспокоенном сердце ропот усталых воинов, сначала воспретил им выступать. Но кто может противиться или противостоять непоколебимой воле Бога? Итак, приведя армию в движение, полководец приказал пехотинцам строиться среди конных отрядов. Пыль собралась в облака над ними, и воздух смешался с песком, когда Иоанн начал этот проклятый марш, и Галлика открыла [перед римлянами] зловещие холмы и мрачные проклятые поля. Солнце сияло в небе и жгло высокий Олимп огненосной колесницей, когда оба войска дошли до речного потока. Сиртская армия в ужасе прекратила продвижение и, повернув, покинула берега и оставила реку, к которой так стремилась.
Командующий отдал распоряжение вырыть там рвы и разбить лагерь, а битву отложить, ибо он намеревался вступить в бой на следующий день и посему приказал браться за оружие только для защиты потока и водоснабжения. Его совет был мудрым, если б только римское войско исполнило данные ему инструкции. Но скорбная судьба предопределила этих людей быть своевольными и самоуверенными. Воины бегали повсюду, разбредаясь все дальше и глубже по равнинам. Первые из них спровоцировали передовую линию врага, и в беспорядке, не создав строя, эти отряды латинян сошлись с врагом, выкрикивая свой обычный боевой клич. И ни рог [трубящий] по приказу командира не провозгласил эту внезапно возникшую стычку, ни высокие боевые знамена, воздвигнутые на позициях.
Увы, не объединенные в отряды, слишком самоуверенные, наши бегали среди врагов, движимые злой судьбой. В первом столкновении ряды мармаридов в ужасе отступили, а римские воины преследовали их, вступив в горячий бой. На равнине латинские всадники нанизывали на копья тех, кто бежал от схватки. Они рубили врагов и крепко теснили их, в то время как страх вел разбитых мавров назад средь их верблюдов.
На некотором расстоянии Иоанн, могучий оружием, выставлял в порядке все свои знамена на защитной позиции и инструктировал людей, где расположит лагерь и вырыть рвы. Он повторил приказ атаковать противника, только защищая речную воду. И вот они двинули ряды. Куцина возглавлял правый фланг и был окружен и [верными] массилами, и латинянами. Рядом с ним был Фронимут, храбрый в римском оружии, и тот могучий командир Иоанн, облагодетельствованный [тем же] счастливым именем, что и его главнокомандующий, но не с такой же счастливой судьбой. Грузный Пуцинтул [также] был на левом фланге с лучниками, Гейзирит и Синдуит [стояли, словно] облаченные в доспехи башни. Среди них стоял великий вождь вождей, и хоть и осознавал, что тяжкая судьба уже нависла над [его воинами], давал командирам напрасные слова совета. Перед ним Тарасий выстроил кольцом плотную фалангу пехоты вместе с щитоносной кавалерией, и, скача галопом на своей быстрой лошади, готовил подразделения [к возможному бою].