Иоаннида, или О Ливийской войне

Вот солнце заблистало на краю самого отдаленного участка небосвода, пробившись сквозь воды океана. Излучая благоприятный свет, оно встало и рассыпало сверкающие лучи по земле в тот счастливый рассвет. Тогда христиане – римские воины со своими великодушными командирами вместе со знаками различия – вышли, согласно предписанному порядку. В месте посреди лагеря, где полководец Иоанн разбил шатры [войска], священник установил алтарь и украсил его со всех сторон священными полотнищами, по завету отцов. Аколуфы[132] образовали хор и, плача, смиренными голосами пели сладкозвучные гимны. Но когда полководец достиг святилища и вошел [на его территорию][133], люди разразились стонами горя, и слезы потоками заструились из их глаз. Со всех сторон их голоса достигли неба, они снова и снова били себя кулаками в виновные груди, словно были [сами] себе врагами. «Прости наши грехи и грехи наших отцов, молим тебя, Христе», – стонали они и с простертыми вверх руками смотрели на небеса и просили утешения у Господа. Сам Иоанн, [находясь] впереди, стоя на коленях и склонившись, был тронут их благочестием и возносил молитвы за этих людей. Слезы текли из его глаз, как река, и, нанося себе удары в грудь, он молился так: «Создатель мира, единственные Жизнь и Спасение нашей державы, Боже, Всемогущий Творец неба, земли и воздуха, Ты, Который наполняешь своей мощью небеса, и землю, и волнующееся море, и все, что образуется на земле, и минералы под ней, и как грязный Аверн владеет бледными душами [мертвых][134], так Ты один обладаешь абсолютным правлением. Полнота твоей власти – хвала, царство и сила Твоей могучей десницы.

(ст. 348—379)

Призри же наконец на римлян, посмотри вниз, Всемогущий и Святой Отец, и подай нам помощь. Молю Тебя, сокруши Своей силой эти гордые племена. Сделай так, чтоб эти люди признали Тебя единым могущественным Господом, хоть Ты и сокрушишь наших врагов и сохранишь в бою Своих людей. Тогда весь [этот варварский] народ проклянет своего деревянного бога и признает, что Ты, Всемогущий, есть единственный истинный Бог». Пока он так читал молитву, этот их добрый господин сделал землю мокрой от слез, струившихся из его глаз и, движимый жалостью, он горевал сердцем о той опасности, в которой в настоящий момент пребывала Ливия, и о тяжких трудах, что предстояли державе и ее народу. Рядом с ним также лил слезы Рицинарий, увлажнив лицо потоком не меньшим, чем у его господина. Таким же просителем, с печальным выражением лица, он молил о помощи латинянам. Великодушные командиры и храбрые младшие начальники, омочив груди слезами, вознесли рыдания к небесам, и вместе с ними все отряды молились Богу голосами, полными слез. Первосвященник возложил на алтарь святые дары и принес их в жертву за латинский народ, сделав алтарь мокрым от слез. Затем, молясь [уже] спокойно, он воздал хвалу нашему Небесному Отцу, благословил святые дары и преподнес их один за другим Христу, воздавая Ему надлежащую хвалу. И дары были приняты Господом на высоких небесах и сразу же освятили и очистили весь латинский народ[135].

Присоединяясь к командирам, он сказал: «Храбрый Пуцинтул, поспеши со своими отрядами и знаменами [туда], где воздвиг знамена храбрый Куцина. И ты тоже, могучий Гейзирит, веди отряды союзников вместе с этим человеком, ибо достойное дело – оказать помощь тем, кто пребыл верным. Но ты, Синдуит, немедленно собери воинов и присоединись к римским отрядам там, где поставил людей и знаки храбрый Ифиздайя. Рядом с тобой станет яростный Фронимут, и он поможет твоим войскам и знаменам». Он отдал эти приказы своим людям, и каждый воин последовал строем за своими знаменами через равнины для атаки.

(ст. 380—471)

Отряды врага быстро нападали со всех сторон. С громки криком армия мармаридов со щитами в руках заняла равнину. Они отвели руки назад и, размахивая копьями, выбирали себе цель, чтобы метнуть их. Там были Забея и Брутен, за которыми следовала еще тысяча вождей. В тот момент густая масса копий заслонила небо. Римляне, чтоб не дать себя ранить, прикрылись щитами, и доспехи воинов стонали от [такого] нападения. Несмотря на большое количество оружия, брошенного разъяренным врагом, ни одно копье не окрасилось римской кровью.