Йомсвикинг

– Хорошо, – произнес рыжебородый. – У нас на хуторе никто не кланяется христианскому конунгу!

Больше слов не понадобилось. Нас с Бьёрном повели в самую большую землянку: оказалось, она достаточно велика, чтобы там нашлось место и очагу, и лежанкам. Седобородый поведал, что его зовут Стюрбьёрн, и отца его звали Стюрбьёрн, но все называли его речным хёвдингом, ведь именно он правит здесь, на Гауле. Когда он произнес это, я почувствовал на себе взгляд Бьёрна и вспомнил, что реку рядом с усадьбой Римуль тоже называли Гаулой. Я уже подозревал, что такое может быть, и нам придется плыть через места, где люди поклялись Олаву в верности. Но я надеялся, что мы ушли дальше на юг. Когда мы доплывем до устья, люди из Римуля узнают нас. А что, если Олав, и Рос, и остальные корабли по-прежнему стоят там, у устья реки?

Речной хёвдинг сказал, что они следили за нами. Они бы и еды нам принесли, если бы знали, что мы – не люди Олава. Ведь они видели, что Бьёрн болен, но они принесли жертвы Идунн и Одину, и вот, он поправился.

В землянке, кроме нас, находились еще две молоденькие девушки и седоволосая женщина. Мы с Бьёрном сразу же обратили внимание на дочерей. Они были очень красивы, а младшая напомнила мне Сигрид с Оркнейских островов. Я задумался, как ей живется сейчас, и просидел в молчании почти весь тот вечер, пока Бьёрн разговаривал с хёвдингом и его людьми.

Здесь надо сказать, что в то время норвежцы были более гостеприимны, чем в наши дни. Недоверие, страх и жадность проникли в сердца моих соплеменников только с приходом христианских королей. Это уже было видно по поступкам речного хёвдинга. Он бы помог нам, когда Бьёрн болел, если бы не боялся, что мы – люди Олава. А теперь ещё мы ему солгали: когда он спросил, слыхали ли мы, что Эрленд Хаконсон убит, мы притворились, будто ничего не знаем об этом.

В землянке нас накормили копченой щукой и печеной форелью, налили выдержанного пива. Бьёрн рассказал, что мы убежали от Олава и его дружинников, что хотим плыть на юг в поисках земли, где бы нас взяли на воинскую службу. Речной хёвдинг и его сыновья провозгласили здравицу, чтобы наши намерения сбылись, а Фенрир, пока мы пили, сидел на коленях рыжеволосой девочки. Она долго гладила его по искалеченной лапе, словно надеялась, что таким образом сможет вернуть силу усохшим мышцам.

У речного хёвдинга мы узнали, какие события привели к гибели Хакона ярла. Ярл скрывался с тех самых пор, как началось восстание: ходили слухи, что он бежал на юг, кое-кто говорил, что он примирился со Свейном Вилобородым и остался при нем. Но все было не так, рассказывал хёвдинг. Ярл погиб, он сам слышал, как это случилось. Ярл скрывался вместе со своим рабом Карком, но он был стар и слаб и выдержал всего лишь одну ночь пути. Речной хёвдинг скорбно покачал головой, рассказывая, как Карк вырыл яму в свином хлеву при усадьбе Римуль; там и спрятались и он, и ярл, в навозе и грязи. Племянник речного хёвдинга служил в Римуле, он приплыл сюда и все рассказал. Говорили, что хозяин Римуля в этом никак не замешан, он не знал, что у него скрывается ярл. Так ли это, известно только Одину. Как бы то ни было, племянник рассказал, что этот раб Карк услышал, как Олав обещал большое сокровище тому, кто принесет ему голову Хакона. Поэтому он убил ярла, отрезал ему голову и выполз с ней на поклон к конунгу. Но Олав явно не из тех людей, кто держит свое слово. Речной хёвдинг серьезно взглянул на нас и провел ребром ладони по горлу. Вместо серебра раб получил удар топором по шее.

Бьёрн сказал, что так оно и было, он тоже слышал эту историю. Я промолчал.

Мы провели ночь в землянке. С гор пришла непогода, когда мы проснулись, ветер был так силен, что березы клонились до земли. За ночь вода в реке поднялась, она стояла почти вровень с причалом.

Мы с Бьёрном позавтракали кашей и собрались уходить. Речной хёвдинг и один из его сыновей сидели у очага и смотрели, как мы скатываем шкуры и одеяла. Серебро мы спрятали в лодке, завернули в один из плащей, которые забрали у наших преследователей. Я подумал, что оставить сверток там было опрометчиво, и подозревал, что местные украли его этой ночью, но Бьёрн вышел на причал, а когда вернулся, сверток был у него в руках.

Сторговаться с речным хёвдингом было нетрудно. Мы уже говорили ему, что хотим выйти в море и плыть на юг, так что он понимал, что мы захотим купить у него парус. Он уже решил, что отдаст нам один из своих, но за это хотел серебра, всё до единого кусочка, что у нас было. Коня, которого мы оставили на берегу, он собирался изловить и оставить его себе.

Мы с Бьёрном только кивнули. Бьёрн подтолкнул сверток через стол к хёвдингу, а тот развернул его, рассмотрел при свете очага одну из монет, а потом надел один из наручей. Но не только серебро было нужно хёвдингу, и я хорошо запомнил последние слова, что он нам сказал: