Йомсвикинг

Свейн отставил рог: «Решено. Кто-нибудь выведите его и дайте ему шнеку. О еде он позаботится сам. Вы, йомсвикинги, жрете как кони и срете так же…» Свейн расхохотался над таким сравнением, сделал еще глоток из рога и сосредоточился на мясе кабана. «Иди садись, Хальвар. Хватит с меня. Устал я от вас, всех вместе. Сидите тихо, пока я не отправил вас всех к Хель». Это было последнее, что сказал Свейн, а потом запихал очередной кусок мяса в свою пасть. Я почувствовал чью-то крепкую руку на своем плече, один из людей Свейна подошел ко мне и потребовал, чтобы я следовал за ним. Хальвар кивнул мне, давая понять, что так оно и должно быть. Меня вывели из палат, и я пошел за дружинником вниз к реке, оставляя крепость позади себя. Мы шли по течению реки в ночной темноте, сверчки стрекотали так громко, что я даже не услышал сначала, как воин произнес: «Эта», показав вниз на воду. То было единственным словом, произнесенным им, потом развернулся и пошел обратно в крепость. Я постоял немного на бревенчатом причале, сел в шнеку, отдал концы, достал весла и начал грести.

23 Зима в Йомсборге

Я был рад покинуть Трельборг со всеми его ужасами. Всю ночь мне пришлось грести, лишь на рассвете начал дуть западный ветер, и я смог пойти под парусом вплоть до южной оконечности Зеландии. Там я попал под кратковременный ливень, поэтому мне пришлось опустить парус и грести, одновременно откачивая воду. Я обмотал веревку вокруг топорища, прицепив на нее крючок, привычное занятие для многих в Йомсборге по вечерам. Затем я закинул веревку в воду, предварительно нанизав на крючок одного из моллюсков, найденных на песчаной отмели, и продолжил свое плавание. Теперь мне не надо было сходить на берег, я мог ловить рыбу, продолжая плыть.

У меня не было желания повернуть обратно, как это случалось со мной раньше. Силы грести дальше мне придавала не только мысль, что Бьёрн остался в Йомсборге. Хальвар и все остальные, заключенные теперь в Трельборге, доверяли мне. Они верили, что я доберусь и поведаю о проявленном ими мужестве. Потому что, если все закончится казнью, только благодаря моему рассказу их запомнят как героев.

В этот переход постоянно дул ветер, и мне приходилось бороться со встречным течением. Помню, что я поглядывал на быстро пробегающие тучи в надежде увидеть там Тора, могущественного воина с большой рыжей бородой, мечущего молнии из своей повозки. Но верил ли я на самом деле в эти старинные истории? Возможно, это лишь небылицы. Но я не понимал тогда, как христиане собирались поставить под сомнение то, что все мы знали, чтобы поведать миру о своем боге и его сыне, Белом Христе. К счастью, тогда я не имел ни малейшего представления, что мне доведется увидеть, как будет рушиться старый мир, и стать свидетелем начала зарождения эры Белого Христа. Но я чувствовал, что выполнял важное задание, и ощущал, что оказался втянутым в борьбу двух влиятельных мужей. Возможно, когда я вглядывался в волны, меня и посетили мысли, что мне не удастся избежать своей участи, что такую судьбу сплели мне норны. Поэтому я не отдыхал, лишь дремал немного да изредка останавливался, чтобы пополнить запасы воды в ручьях или в устьях рек, когда она заканчивалась, не позволяя ничему другому задерживать меня на пути домой в Йомсборг.

– Да чтоб его Хель забрала! – ругнулся Вагн, когда увидел меня, заходящего в гавань. Он стоял на краю причала вместе с Торгунной и Аслаком, я не успел произнести и слова, как он развернулся и ушел. Остался только Аслак, я рассказал ему, что Свейн удерживает Хальвара с дружинниками в плену, что Сигурд, сын Буи, с его людьми тоже там и что Свейн просил передать: он больше не нуждается в защите йомсвикингов и не будет ничего платить Йомсбургу… Аслак лишь качал головой, слушая меня, а потом тоже ушел.

Они так ничего и не сказали. Но в тот же вечер Вагн, взяв собак, ускакал на охоту, а нам сообщили, что он не вернется, пока не подстрелит добычу.

* * *

Через семь дней на Йомсбург налетел шторм. Он побил все зерновые, снес крышу с курятника в северной части города. После шторма пять дней и ночей лил дождь, а потом туман опустился на крепость, песчаные холмы и окрестные леса. Знающие люди сказали мне, что наступила осень. В этом году она пришла раньше, а это значило, что зима будет холодной. Зимы в стране вендов суровые, так у нас, норвежцев, было принято думать. В какие-то годы лед сковывал все Балтийское море, и был он таким толстым, что целое войско могло добраться до земель Олофа Шетконунга.