Йомсвикинг

В это время года в Йомсборге царил особый запах, который мне нигде больше не доводилось встречать. В каждом поселении стоит смрад, запах конского навоза и мочи, забиваемого скота и человеческого пота. Все эти запахи смешиваются в один, и он впитывается буквально во все, даже в одежду, которую носишь. А в Йомсборге с наступлением заморозков все эти запахи как будто вмерзали намертво в землю, смрад заменял сухой, чистый аромат сухих березовых поленьев, которые мы носили в общие дома. В одно утро, должно быть, с того момента, как я вернулся от датского конунга, уже прошло два полнолуния, гавань сковал лед, и это тоже сказывалось на запахе – в воздухе уже не пахло водорослями, моллюсками и застоявшейся морской водой, все покрывала тонкая корочка льда, по которому разгуливали кричащие чайки.

Я часто думал о Хальваре и тех, кто остался в Трельборге. Все хотели знать, что же произошло там, у этого безумного конунга, и мне приходилось рассказывать об этом много раз. Я говорил лишь то, что произошло на самом деле, поведал о связанном рабе на столе и всю эту историю. Йостейн Карлик утверждал, что безумие Свейн унаследовал от отца, а тот в свою очередь от своего отца. Деда Свейна звали Гормом. Именно он основал датское королевство, его сын, Харальд Синезубый, лишь завершил начатое отцом. Жена Горма, Тюри, в честь которой назвали сестру Свейна, как-то во сне увидела, как Белый Христос шел на север к полям Ютландии, на нем был хитон весь в пятнах крови, волочившийся за ним по земле. После этого сна Горм повелел всем рабам страны начать строительство, а тем свободным людям, которые не предоставили своих рабов для стройки, со спины сдирали кожу и отрубали руки, эту кожу и руки отправляли Горму, с вырезанными на них именами свободных людей.

Мои занятия с датским топором продолжались, Крестьянин сообщил мне, что они продлятся до весны, а может, и дольше. Как мне тогда казалось, я уже хорошо владел этим оружием и не осталось ни одного маневра, который бы я не мог применить. В один из дней, когда мы занимались в дюнах, я только собрался сказать этому здоровенному йомсвикингу, что я уже достаточно обучен, как он поманил меня за собой. Мы спустились вниз к гавани, забрались в шнеку, которую я построил, когда мы с Бьёрном убегали от Олава. Я хорошо владел датским топором на суше, но вот когда лодка ходила ходуном на волнах и вокруг свистели стрелы… Это было что-то совершенно новое.

Лед захрустел и треснул под ногами Крестьянина, когда он встал на нос судна и начал раскачивать корпус из стороны в сторону. Мне приходилось стоять одной ногой на середине банки, а другой – на планшире, и вскоре я осознал, насколько невнимательно слушал Крестьянина, постоянно напоминавшего мне переносить свой вес вниз ног, потому что в мгновение ока я очутился за бортом. И вот я барахтался во льду, а Крестьянин тем временем неспешно вел свой рассказ о том, что море поглотило много людских жизней со всеми топорами и мечами, что тот викинг, который хочет прожить долго и потопить много врагов, должен научиться держать равновесие. Эйстейн Пердун стоял в это время на краю пристани и хохотал.

С того дня наши занятия проходили в море на кораблях или внизу на маленьких суденышках. Я узнал, как можно выбраться из воды, используя датский топор, зацепившись бородкой за борт и подтягиваясь на топорище. Теперь я знал, что топор надо держать ближе к металлу, когда борьба начиналась на близком расстоянии; Крестьянин показал мне, как надо было зацепить ногу противника под коленкой, чтобы забраться на него и стать выше, орудуя потом топором над головами сражающихся. Теперь я понимал, что моя хромая нога не такой и большой недостаток, как мне казалось раньше: если сражение разыгрывалось на море, палубы были настолько переполнены, что даже если кто-то ослаблял свой щит, то не упал бы, а держался бы, подпираемый телами воинов. Владеющих датским топором обычно отправляли в самую гущу, объяснял мне Крестьянин. Нашей задачей была расчистка палубы, чтобы остальным йомсвикингам было достаточно места. Благодаря саксам мы поражали многих, а дальше уже могли воспользоваться топором, сметая противника на расстоянии шести футов. Вагн возложил большую ответственность на мои юные плечи, считал Крестьянин. От меня требовалось огромное мужество. Но Вагн никогда не ошибался в людях.