Йомсвикинг

В гавань прибыл чужой корабль – это я увидел уже будучи на полпути между Гримсгардом и гаванью. Казалось, это торговый корабль из тех, что перевозят грузы по Северному морю. Но на палубе было много людей, и еще больше на пристани. Выйдя на площадь, я заметил Сигрид, Хакона и их сестру, они стояли у самого края пристани. Харек был на борту, он стоял, положив руку на плечо седобородому старику, казалось, у них был серьезный разговор, и старик медленно кивал головой, слушая Харека.

Мы с Фенриром стояли на площади, когда Сигрид вдруг заметила меня. Она подняла руку, но не для того, чтобы подозвать меня поближе. Напротив, она замахала так, будто хотела прогнать меня, и отрицательно покачала головой. Потом она спряталась за спину брата.

Это так меня обескуражило, что я развернулся и ушел обратно к усадьбе. Там я долго стоял во дворе, глядя на залив. Гард уже снял шкуру и возился, разделывая тушу. Он отрезал три куска мяса и подошел ко мне.

– Исчезни на несколько дней, – сказал он, вложив куски мне в руки. – Так будет лучше для всех.

– Кого они встречают? – спросил я.

– Родичей из Ирландии, Торстейн. Сигрид выдают замуж.

Пока я брел к своей шнеке, эти слова звучали у меня в ушах. Я столкнул лодку на воду и стал грести медленно и сильно, я греб, пока не вышел в открытое море. Солнце висело низко над горизонтом.

Может, я так и заночевал в море. А может, заплыл в какую-то бухточку. Не помню, что со мной было той ночью. Но помню, будто стою на берегу рядом с Гримсгардом. Настало утро, я смотрю, как солнце поднимается над заснеженном мысом на юго-востоке. Вот появляется Сигрид. Она молчит. Я не смотрю на нее, но слышу дыхание и ощущаю теплый, сонный запах ее тела.

– Ты нашел своего брата?

Я слышу ее голос, но мне чудится, будто она мне только снится. А может, так и было, может, мне лишь приснилось, что она подошла ко мне на берегу в то утро.

– Я знала, что ты отправишься искать его.

– Я его не нашел.

Скрип шагов на песке, один, затем другой. Ее запах становится ближе. Мне хочется повернуться, прижать ее к себе, но вместо этого я опускаю руку на пояс с топором. Она останавливается.

«У отца был двоюродный брат в Ирландии. Его сын… Харек говорит, что они очень богаты. У них есть хутор…»

Я хватаюсь за кошелек, готовый раскрыть его и показать ей свои серебряные монеты, но вдруг она хватает меня за руку.

– Ты что, не понимаешь, Торстейн? Не бывать тебе моим женихом.

– Но я могу… Я тоже смогу позаботиться о тебе.

Она отводит взгляд, глаза полны слез.

– Нет, Торстейн. Не можешь.

Она отпускает мою руку, и я застываю, не говоря ни слова.

– Твоя нога, Торстейн. И рода у тебя нет. Как ты сможешь вести хозяйство с такой ногой и без помощи родичей? Харек говорит… Он говорит, тебе надо уехать.

Больше слов нет. Сигрид вновь кладет руку мне на предплечье, торопливо сжимает его в последний раз, а потом с судорожным всхлипом уходит обратно к усадьбе.

Вот что я помню. Но, кто знает, то могло быть просто сном.

11 Морской король

Никогда еще я не чувствовал одиночество так остро, как той зимой. Я жил на хуторе у Хуттыша и все больше и больше начинал походить на него. Как и он, я теперь тоже был одинок. Ловил рыбу, собирал водоросли между островами и худо-бедно мог себя прокормить. Никто не приходил, чтобы перемолвиться со мной парой слов или посидеть возле огня, и я сам не хотел никого видеть. Если бы дни не становились длиннее, а солнце не поднималось бы все выше на небесном склоне, я бы мог решить, что провалился в предвечную бездну Гиннунгагап, где нет времени. Но я ведь знал, что Хуттыш вернется, когда наступит весна. И куда мне тогда деваться? Я бы мог, конечно, остаться жить с ним, но это казалось неправильным. Сигрид была права, когда дала понять, что для меня на этих островах будущего больше нет. И вот я, все еще юнец, ожесточился, мои мысли были полны гнева и сожалений.

По вечерам я, как правило, сидел в кузне, уставившись в огонь. Иногда вытаскивал свои серебряные монеты, разглядывал при свете пламени, взвешивал их в руке и размышлял, не отправиться ли мне на юг, кто знает, может, стоит попытаться найти Хальвара и Йомсборг. Но иногда я был так зол, что готов был швырнуть монеты в огонь, ведь на что они мне на этом острове? Еды здесь не купить. Теперь, зимой, у островитян едва хватало припасов для них самих.