Йомсвикинг

С этими словами он натянул штаны и, шатаясь, направился к берегу. Я слышал, как он споткнулся. Грязно выругался, призвав Хель и всех ее мертвецов, а потом вновь окликнул меня. Надо плыть, заявил он. Так будет быстрей.

Так и случилось, что Гард, Фенрир и я отправились той ночью на Гримсгард. По дороге Гард заявил, что мне пора унять свою тоску, ведь прошла уже целая зима с тех пор, как Сигрид вышла замуж. Она теперь в Ирландии, и с этим ничего уже не поделаешь. Все мы когда-то любили женщин, с которыми нас разлучила жизнь. И с Гардом такое случалось, он любил трех или четырех и? будь он трезв, то вспомнил бы, как их звали.

Той ночью было полнолуние. На небе сверкали звезды, ветер уже не веял холодом. Я держал курс, следя, чтобы Северная звезда стояла над левым плечом, осторожно обошел шхеры у берега, и вскоре мы уже вытаскивали лодку на берег.

К этому времени Гард немного протрезвел, но быстро поправил дело, как только мы дошли до усадьбы. Он исчез в общем доме и появился с большой кружкой в руке. Опираясь одной рукой о стену дома, он вылакал все до капли. Я поглядывал в дверной проем, испытывая смутную надежду увидеть там Сигрид, стройную девичью фигурку с пышными рыжими волосами.

Гард шмыгнул обратно, чтобы налить себе еще, и тогда я пошел к гавани. Я дошел до пирамиды, там по-прежнему стоял маленький крест и лежал топор Тора. Отсюда была видна вся гавань, я увидел, что на площади разожгли костер, у пристани стояли четыре корабля, на форштевнях и ахтерштевнях горели факелы. Народ был повсюду, казалось, что сюда сбежался весь остров. Я слышал смех, пьяные голоса завели песню – пир, похоже, удался на славу.

Наконец-то появился Гард. Дойдя до пирамиды, он плюхнулся на колени и похлопал себя по плечам и животу, наверное, так он крестился. Потом он, оперевшись на пирамиду, попытался подняться, но усилие было для него слишком велико, и он звучно пернул. Он покатился со смеху и не смог встать на ноги, пока я не обхватил его и не помог подняться.

На площади толпился народ, и нетрудно было заметить, что прибывшие – вовсе не торговцы. Они носили туники из добротной ткани, туники до колена, на многих виднелась богатая вышивка, а у нескольких на поясе висели мечи. Поблескивали наручи и ожерелья – я еще не видывал мужчин, украшенных таким количеством золота и серебра. У кораблей стояла охрана – по меньшей мере по двое с копьями у каждых сходней, ведущих на драккары.

И тут я заметил того, кто приветствовал меня на море. Он стоял на носу одного из кораблей: забрался на планширь и озирал плоские острова на севере и востоке. Стоял он совершенно неподвижно, и, если бы не его синий плащ и не волосы, развевавшиеся на ветру, можно было бы подумать, что он высечен из камня. Рослый и гордый, он возвышался над людьми, и мне показалось, что он похож на самих сыновей Одина.

– Да, – сказал Гард. – Это он. Олав Воронья Кость.

В это мгновение мы почти дошли до площади, где пир был в самом разгаре. К костру подсели несколько чужаков, среди них тот, кто приплывал сюда в прошлом году, светловолосый мореход со шрамом на носу, тот, приплывший из Норвегии и рассказавший о восстании против ярла Хладира. Кто-то помахал Гарду, подзывая поближе, все подняли кружки, и Гард рявкнул, что будет пить, как Тор, который осушил целое море. Он, пошатываясь, подобрался к пьющим и взял предложенную кружку. Я вновь отвернулся к кораблям и неподвижной фигуре на носу. Стоя так, я вдруг заметил, что на пристань выскользнула огромная черная собака. На острове собак было немало, они бродили, где хотели. Но такой я еще не видывал. Должно быть, в ней была кровь борзой – это можно было определить по длинной спине и мощным ногам. Но морда была шире, чем у борзых, уши стоячие, а спина очень мускулистая.

Тут человек на борту корабля вдруг ожил. Заметив собаку, он спрыгнул с кромки планширя. Расстояние от носа корабля до каменной пристани было не меньше сажени, а поскольку был прилив, корабль еще на сажень возвышался над поверхностью воды. На краткий миг незнакомец будто воспарил в ночи, плащ взвился в воздух, открывая мощное тело. Незнакомец мягко опустился на причал, и собака подошла к нему. Животное прижалось к незнакомцу спиной, а он положил ладонь тому на загривок и пошел к площади. Белобородый старик, облаченный в темно-синюю куртку с серебряными застежками, подошел к нему и подал кружку, и теперь этот Олав Воронья Кость и старик оказались так близко ко мне, что я смог слышать их разговор.

– Они называют себя христианами, – промолвил старик. – Но оркнейский ярл, тот язычник.

Олав отпил из кружки и откинул волосы со лба:

– Я поговорю с ярлом. Он прислушается ко мне.

Ответа белобородого я не услышал, так как несколько женщин у костра пустились в пляс, громко и пронзительно хохоча. Двое мужчин стояли и смотрели на эту неразбериху, пока белобородый не произнес:

– В душе все эти люди – язычники, Олав.