Йормундур (СИ)

— Братья норманны! Мы собрались здесь пред очи великого Водана и всех богов отдать последний поклон и проводить в последний путь наших добрых соратников. Пусть же крепок будет мёд и сладка речь, которую расскажут они Водану, пускай же поведают эти бравые мужи о своих подвигах и восславят наш народ, нашего ярла и нашего конунга! Вечная им слава и вечный почёт!

— Слава и почёт! — единогласно рыкнули викинги.

Лундвар подал знак факельщикам, те подожгли погребальные костры. Затем воины оттолкнули от берега шесть богато украшенных ладей, бросили туда факелы, и река живо подхватила пламенеющие судёнышки, утягивая их вниз по течению и сталкивая друг с другом. Помолчав, утерев скупые слёзы и подбодрив раненных, воители снялись с места и разбрелись по околице наводить, как положено, свои порядки. В это же время, никому ничего не сказав, Стюр, Йормундур, Ансельмо и Олалья взошли на заранее нагруженный снеккар и неспешно двинулись вслед за горящими ладьями. Единственная, кому беглецы всё ж попались на глаза — зоркая ярлица Тордис.

Сытно пообедав и пропустив чашу-другую отборного галисийского вина, Гундред велел тащить во двор епископа столько берёзовых брёвен, сколько найдётся окрест. С этим и побеспокоили дочь ярла, которая уже перебрасывал за спину лук, чтобы отправиться на охоту. Тордис и ещё десяток воинов двинулись выше по реке на поиски берёзовой рощи.

Незаметно спустились сумерки. Над речкой Сар поднимается лёгкий туман. В быстринах вьются и прыгают серебристые рыбки. Тихая солнечная роща теперь сверкает под лунным светом. Морозным воздухом дышится легко. Нога не спеша выбирает место, где снег чуть подтаял, чтоб не спугнуть пришедшую на водопой косулю. Тордис и четверо её спутников вот уже час, а того и больше — за охотой невольно забудешься — стерегли осторожное животное, надеясь подстрелить его в удобный момент. Косули не видно — лишь тихо поскрипывает да постукивает за деревьями, когда она сигает по камушкам на мелководье. Но вот шаги как будто приблизились или отяжелели. Тордис напряглась.

— Слышишь? — шепнула она воину позади себя, положила стрелу на лук. — Мы её всё-таки задели. Вон как тяжело ступает.

С этими словами девушка натянула тетиву и, скользя от дерева к дереву, словно уж, подобралась к самому берегу. Каково же было удивление охотницы, когда на месте предполагаемой косули оказался невзнузданный вороной жеребец, да ещё и без хозяина. Тордис спрятала лук, живо замахала товарищам, чтобы те и носа не казали, а сама давай приглядываться. Конь пасся прямо на мелководье, окунал крупную морду, что-то выискивая, купал роскошную длинную гриву. И между тем конские волосы выглядят неухоженными: зелёные от тины, мокрые, слипшиеся в жгуты. Нестриженная чёлка то и дело падает на глаза, заставляя трясти головой. Сердце Тордис туго забилось.

— Вот так жеребчик!

Девица вздрогнула, мельком глянула за спину.

— Эсберн, цыц!

Помянутый Эсберн, молодой русоволосый нормандец, одетый в лёгкий доспех и овчину, ухмыльнулся и выглянул с другой стороны ствола.

— Ты мне не поверишь, но этот конь…

— Ещё как поверю. — Тордис вернула стрелу в колчан, перекинула лук назад поперёк груди. — Это агишки.

— Что за дурацкое название! — Эсберн зажал собственный смеющийся рот. — У нас они зовутся келпи — озёрные и речные жеребчики.

— Хочу его.

— Чего-о?! — викинг озадаченно глянул на подругу из-за дерева.

— Давай его завалим.

— Конины захотелось?

— Да нет же! Мы с тобой давай зайдём спереди, остальные по двое справа и слева. Вброд он не попрётся — здесь глубоко и течение сильное.

— Ты глянь, он матёрый какой — одни только мускулы! Мы его ни в жисть не удержим!

— Впятером удержим, — и Тордис уверенно двинулась вперёд, дав сигнал прочим охотникам.

Почуяв неладное, жеребец выпрямился, навострил уши. Из ноздрей повалил пар, литые мышцы надулись от тяжёлого дыхания, как кузнечные мехи. Пятеро охотников вышли на берег, плавно образовывая полукруг. Конь захрапел, пошёл бочком, шлёпая по воде. Живой капкан сомкнулся плотней, ещё плотней.

— Ну! — крикнул кто-то. Все скопом бросились на животное. Конь вправо — хватают справа, конь влево — лезут слева. Жеребец пронзительно заржал, мотнул гривой, встал на дыбы. Мощные копыта чуть не наставили кому-то синяков. Охотники загалдели, кинулись, как стая голодных волков. Одному даже удалось вскочить на спину, конь загарцевал, забился, но удачливый всадник так и не свалился прочь.

— Да ты прилип к нему, что ли! — засмеялись вокруг.

— Прилип! Ей-же-ей прилип! — несчастный крепко взялся за шею беснующегося коня, попробовал отклеиться от спины, но штаны и впрямь намертво пристали. Раздался крик напополам со звонким ржанием. Пока все плясали вокруг горемычного ездока, ретивый жеребец круто повернул к реке, понёсся галопом и в один стремительный прыжок стрелой ушёл под воду — даже брызг почти не оставил.

Охотники поразевали рты. Вода вскипела, наверх поднялись мощные струи бурого цвета, и вскоре река окрасилась яркой свежей кровью.

— Водан защити! Бедный Гуннлауг!

— Жуть какая!