Йормундур (СИ)

Поскольку замок алькальда (а равно и сам алькальд) пал в первый же день, нормандцы подыскали себе лучшие палаты: блаженной памяти епископ Сиснанд при жизни отгрохал знатную резиденцию при соборе святого Иакова. Полторы сотни комнат и столько же слуг насчитывала она, из них: 5 поваров, 10 судомоек, 20 кухонных мальчиков, 30 прачек, 26 посыльных, 18 лакеев, 3 истопника, 4 конюших, 5 возниц, 17 музыкантов, 9 писарей, 3 толмача, а может, кого и забыли. Утвердившись, как водится, в просторной трапезной палате, Гундред выставил стражу и изъявил желание видеть лучших и храбрейших витязей, какие проявили себя в сражении под стенами замка, а также помянуть почивших воинов и устроить последним достойные проводы.

Всё утро, пока готовили погребальные ладьи, в двери трапезной входили и выходили дружинники: одни целые, вторые раненные, третьи обожжённые, четвёртые стрелой поражённые, пятые на костылях, шестые — и вовсе на чужих руках. Пали в сече шестеро берсерков: Кольбрун Харальдсон, Торстейн Рагнарсон, Рандвейр Огмундсон, Арнгрим Семь Битв, Скёльд Шалый и Кормак Бравый. Но вяще всех Гундред оплакивал Стюра и Йормундура — бойких весёлых молодцев, которым и тридцати зим-то ещё не минуло. Немало хлопот они ему задали, дебоширы эдакие, и всё ж как не любить их, как не горевать?

Благо очи ярла еще не сделались солоны, как без вести пропавшие явили себя. Гундред на радостях перевернул кубок с вином, миску супа да блюдо с домашними колбасками, подозвал гостей к себе, крепко обнял, расцеловал, начал расспрашивать, что да как.

— Как я рад вам, шалопаи! Одному Водану ведомо, как я рад! Куда ж вы подевались в разгар битвы? Помню, вызволял вас из-за герсы, а там… Ну да Хёль с ним! Целёхоньки — и то главное!

— У меня нет руки, — слабо пробурчал Йормундур, показывая перевязанную култышку.

Гундред пригляделся, повёл бровью, погладил бороду.

— Хм, хм. Да-а. Это… не царапина.

— Это худая весть, Йормундур, — вмешался Лундвар, только что подошедший к креслу ярла. — Мы потеряли одного из лучших берсерков.

Йорм и Стюр метнули на ведуна жгучий взгляд. Лундвар глаз не отвёл, сложил костлявые руки на небольшом посохе с изображением мирового змея Ёрмунгарда, кусающего хвост.

— Лундвар, ты того, — Гундред вяло махнул рукой, не глядя на жреца, — слова-то выбирай.

— Кто-то должен был это сказать, — холодно ответил Лундвар.

— Прости, Йормундур.

Тот без единого звука снял с плеч сурьмяную накидку, — правда, единственной рукой сделать это было не просто, — и бросил на спинку одного из роскошных деревянных кресел. Стюр хотел было последовать примеру товарища, но в конце концов подумал, что причин для скандала нет: ярл поступает согласно воинскому кодексу.

— Ты волен просить, что пожелаешь, — сказал Гундред Йормундуру, присаживаясь в кресло, куда бы уместилась ещё парочка девиц. — За моим столом тебе всегда найдётся место. Когда мы вернемся в Норвегию…

— Сделай для меня одно, ярл, — звонко промолвил Йормундур. — Избавь меня от…

— Нам нужен драккар, — перебил Стюр, оттолкнув безрассудного приятеля.

— Зачем ещё? — Гундред отвёл только что поднятый кубок. — Куда уже намылились?

— Отвести Йорма к лекарю. — Стюр просительно сложил руки. — Самый маленький кораблик, какой есть. Дай хоть снеккар.

— Берите тогда уж лодку, — посмеялся Лундвар.

— Помолчи. — Гундред упёрся локтями в стол, покрутил золотой кубок. — Лады. Возьмёте корабль, еду, золото и шкуры. Расплатитесь с лекарем. И тотчас ворочайтесь ко мне.

— Спасибо, ярл, — хором ответили воины.

— А ты чего слоняешься? — Гундред обернулся к жрецу. — Уже все приготовления сделал?

Неясно, какие приготовления имел в виду ярл: то ли похоронные, то ли банные, так как при резиденции епископа имеется приличная мыльня, отделанная сосной, и Гундреду не терпелось натопить её по-чёрному.

Едва Йорм со Стюром вышли, как в трапезную явилась Тордис, сопровождаемая группкой рядовых солдат.

— Отец, — девушка бойко отвесила поклон. — Разреши нам отправиться на охоту!

— Какая ещё охота! — возмутился строгий родитель. — Сегодня день скорби над павшими! Я выгнал даже этих бездельников скальдов, велел им забрать все скрипки, лютни и дудки!

— Но папа, — Тордис покривила губы, — Чего ради горевать? Наши побратимы сейчас пируют с Воданом. Отпоём похоронные песни и последуем их примеру!

— И то правда, — Гундред пропустил сквозь пальцы заплетённую в косицы бороду. Сметливая же эта девица! Уже и северные обычаи знает, и с поверьями знакома, и язык ей даётся шутя. — Вот что. Проведём обряд, а там ступайте себе. Но чтоб к вечеру были здесь на пиру!

— Как скажешь, папочка, — просияла воительница и вернулась к своей развесёлой компании.

К полудню викинги собрались в гавани: там воздвигли многие ряды погребальных костров и расчистили место для шести ладей, где нашли последнее пристанище усопшие берсерки. Гундред выставил в городе охрану, дабы приструнить мещан, если те вздумают лезть под руку. Лундвар предстал пред сборищем в привычном облачении, но уже без посоха, безмолвно приказал факельщикам быть наготове.