Иосиф

– Пробросаисси! Ох, пробросаисси такой красотой! – предупреждают старухи.

– Кгы-кгы…

Сколько воды Катя пролила – ведро, два – неизвестно, но эта история продолжалась примерно с месяц! И она не двигалась ни туда, ни сюда. А однажды… вот ведь как бывает! Однажды Пашок не приехал, его послали пахать. А пахота длится с утра и до поздней ночи. И в этот же вечер с противоположной стороны пашкиного пути, с горочки, пропылил ГАЗ-53. Газончик! Водитель газончика отметил пёстрое женское собрание, тормознул и резко сдал назад, обдав пылью его, собрание. Пока старухи чхали и кашляли, из машины выпрыгнул бравый белобрысый, крепкий и высокий водитель и смело подошел к партеру. Он подошел так близко, как Пашка за весь месяц не смог приблизиться!

– Здорова, бабоньки! – громко, весело и, главное, развязано, поприветствовал он.

– Фу, ты! Напылил, анчихрист! – бросила бабка Маша.

– Здорова, тётка Нинка! – персонально поприветствовал он нашу маму. – А я вот из армии пришел!

– Ды вижу, Сашка, я слыхала, – ответила мать.

Это был, как бы это ни было смешно, это был наш родственник Сашка Сундуков из Лобачей. Месяца как два назад на то время он, действительно, в погонах старшего сержанта пришел из армии и быстро прослыл бабником. Говорили, что сержант этот старший не одну голову вскружил хуторским девчатам. Деликатно, вот тут – деликатно, он протянул ладошку к тётке Ленке, чтобы та насыпала ему семечек. Спектакль ведь проходил под открытым небом, поэтому жареные душистые подсолнечные семечки всегда были необходимым атрибутом для переваривания происходящих событий! Для осмысливания, так сказать! Семечки щелкали кто как мог! Даже беззубая баба Варя на околицах своего рта находила какие-никакие твердыни и ухищрялась сокрушить вкуснейший продукт! То, что Сашка Сундуков протянул руку к хозяйке, как потом говорили, была чистая случайность! Ну, хозяйка поделилась. Сашка картинно щелканул пару семечек, растянул на лице улыбку и спросил выспренно:

– Чья выжырка?!

– Чаво-о? – спросила тётя Лена и посмотрела на подруг.

– Кто, спрашиваю, – Сундук кинул в рот ещё пару семечек, – кто, спрашиваю, жарил продукт этот чёрный?

– Почему черный?

– Ну, они же черные, а не синие? Правильно я спрашиваю?

– Я жарила, – ожидая какой-то каверзы, призналась тётка Лёнка.

– Изумительно исключительные семачки! На Лобачах таких нету! – более внимательно осмотрелся и увидел Катю. Увидел и руки поднял!

– Можа, – как потом бабы говорили, – можа он её и раньше заметил, да, подлец, так искусно сыграл!

– А почем жа у вас тут невесты? У нас на Лобачах таких и нету! – откровенно обшарив Катю взглядом, спросил и пошел на сближение с томящей и щемящей душу луной нашей полной. В сравнение с Пашком, Сундук действовал нагло! Очень нагло! Слегка покачивая плечами, подошел, заглянул в её глаза и вежливо спросил:

– Как величать Вас, красавица?

– Катюра, – выдавила ЛУНА. Она стояла, как говорят, на стреме и готова была бежать стремглав! И куда попало!

– Катюра? – Сундук хмыкнул. – Неласково, неласково звучит. Отныне вы будете Екатерина… Простите, отчество?

– Николавна…

– Отныне вы будете Екатериной Николавной! – Сундук… Ох! Это же происходило на моих глазах! Сундук вероломно вторгся в «серцу» Катерины Николавны и сработал, как гипнотизёр. Как змей ядовитый! Старухи перестали щелкать, а Катя пропала в один миг!

– Принесите водицы, Екатерина Николавна, горлице промочить!

Катюра, она же теперь Екатерина Николавна, с испугом, – я это видел своими глазами – с испугом посмотрела на мать. И как бы вскрикнула:

– Ой! Мама! Я яво боюся!

– Принеси, – с лёгкой насмешкой разрешила тётя Лена. –Принеси человеку водицы, горлице промочить!

Катюра чуть было ворота не снесла, так в хату бросилась бежать. А бабки, как по команде, встряхнули подолами освобождаясь от шелухи, переглянулись и ещё более сократили прищуры до тонких живых черточек, с надеждой до мельчайших деталей высмотреть и переварить непонятно откуда взявшуюся сцену в этом спектакле.

– А у вас тут местечко исключительное! – Сундук по-хозяйски огляделся.

– Не жалуимси!

– Яблонька вон какая! – кивнул на яблоньку во дворе Головановых, ветки которой висли прямо над лавочкой. –Сладкие?

– Исключительные! – с иронией ответила тётка Нинка.

– Ни наядимси никак! – подыграла бабка Машка.

– Рот ажник судорогой сводить! – честно бухнула хозяйка.

Такое противоречивое мнение из партера не смутило вчерашнего служивого сержанта старшего. Сундук сорвал яблочко, вытер его об штаны и посмотрел на старух. Те вновь взмахнули подолами и замерли в ожидание. И далась ему эта яблонька! Что? Пашка Лобач разве не видел её и не пробовал кислющих-перекислющих, но красивых на вид яблочек?! Отцу семейства – дяде Коле – ему и дела не было до этой яблоньки! И та росла «сабе» и росла, иногда завлекала завидущие глаза. И кто откушивал этих яблочек красивых, преображался вмиг – таращил глаза и передёргивался. Но Сундук, подлец, не стал передёргиваться и сунул яблоко в карман.

– Ты чё жа, Сашка! Жаница не надумал? – с дальним прицелом спросила Нина Дмитриевна.

– Вот про то, тётка Нинка, как раз и думаю!