Иосиф

– Мы ж там и выпьем, и закусим, дядя Оськя! И делу провернём, тетка Нинка, хорошую делу, глянь! Я матери с-ка зал, а она – иди к тётке сваёй, Нинке! Она справится! Да ещё как справиться! Да какая тут платя, тётка Нинка, ты и в халате приглядная и нормальная! Я жа два литра взял и пять колясок колбасыУ рюпинской!Т ам жа такая душистая – ужас! Чуть не съел её, пока вёз. Из Урюпинска!.. Ха-ха…

– Куда жа стольки много, Сашка?! На ночь?

– Ты про колбасу, тёть Нин, али про литры?

– Про литры! И колбасы – не много набрал? Не объядимси? Фу ты, Сашка, ну ты и наодеколонилси! Поморить что ль всех нас хочишь?

– Как бы нас с этими литрами и колясками не поперли? Люди, глянь! Можа, спять! Николай, он завтра не стерегёть? Стерегёть! – вводил сомнения отец!

– Дядя Оськя! Хто щас спить?! Летом!

– Да эт вы, молодежь, глаза свои до утра таращщите, а у нас они уже в шесть вечера слипаются… Фу! И правда, надушилси – страсть!

Так под лёгкое препирание отец с матерью оделись во что попало и двинулись в ночное авантюрное приключение, тем самым показали пример детям своим, как нужно поступать в подобных ситуациях. Головановы жили совсем рядом, можно было и пешком пройти, но Сундук усадил родителей в кабину газончика. Да!

Люмбовь!

Тут надо и про дядю Колю рассказать. Был он худой, жилистый и кучерявый. Как говорили, кучерявый, как баран! Фамилию он имел – Вобленко, и родом был из хохлов. Мне всегда казалось, что дядя Коля одежду носил на два– три размера больше, уж так она болталась на нем. Дети его – Катя, Любашка, Сашка – носили фамилию матери – тети Лены Головановой. Была у них и ещё дочь, старшая, Нина, не родная дяде Коле, а жила она в Апатитах. Нина являлась одной из тех «пионерок», которые первыми стали покидать хутора в поисках лучшей доли! Отец наш уважал соседа за простодушие и открытость, хотя и подсмеивался над ним и говорил:

– Николай – чудной! До упаду!

Как он умел танцевать на животе! Удивительно! Отскакивал от земли, как мячик каучуковый! Ну, чуть пониже, конечно, но отскакивал! В редкие летние хуторские праздники, когда наш Солонцовский уголок собирался погулять – иногда это происходило и у нас, – дядя Коля после некоторого горячительного возлияния отчаянно бил оземь кепкой, если таковая имелась под руками и требовал:

– ЦЫГАНОЧКУ!

Если брат Вовка был у взрослых «под рукой», приходилось ему, когда на гармошке, когда на баяне играть и Цыганочку, и Барыню, и чего только не просили! А если Вовки не было, мама – Нина Димитриевна играла на балалайке, могла и на семиструнной гитаре. Дядя Коля сразу брал такой быстрый темп, что состязаться в танце с ним было невозможно. Заполошно бил себя по всем частям тела, особенно по пяткам и бежал, бежал по кругу, расширяя его. Потом переходил на мелкую дрожь телесную. Но дрожь он совершал уж на коленях и отчаянно бросался на живот – на ПУЗО – и такое отчубучивал! Пыль во дворе начинала стелиться! Но тётя Лена почему-то всегда стеснялась мужниной пляски живота, не приветствовала животной радости.

Сколько я помню, дядя Коля был пастухом. В отличие от отца, дядя Коля был склонен к мечтаниям и мало был приспособлен к хозяйственным работам. Даже мотыги точила, косу отбивала тетка Ленка. А покосы наши были рядом. Их разделяла дорога. Не имея ни таланта, ни склонности к рукоделию, дядя Колька обращался к отцу:

– Палыч! Да кажу… Тра-ля-ля-ля, – дядя Коля часто прибегал к матерщине на хохлячий манер. – Да подладь ты мне косу!

Однажды вот так пришел с косой. Отец рассказывал, как это было в первый раз, когда он обратился:

– Пришел, ага! Он её такую тупую, такую тупую принёс! Страсть! Как он толькя косил? Ума не приложу! Как у него пупок не вылезал? Это ж какую силищу надо иметь, чтоб рвать косой, а не косить! Я её подладил, полотно закрепил, – болталась, как седло на козе! Сашок отбил, а я её подвел ещё. Пойдем, попробуй, говорю. И мы с Сашком вышли за ворота, за Колей. И прям за дорогой Коля взял косу, поплевал в обе ладони, ну, чтоб сразу рвануть, ага, поплевал, да ка-ак махнеть! Хорошо, что сам вёрткий был – не упал. Целый круг выкосил и ошалел. Ещё раз махнул – та жа картина.

– Да кажу… тра-ля-ля-ля-ля! Это чё такое, Палыч? – спрашиваить.

– Коса, – говорю ему, – Коль.

– Да какая это коса? Это же – бритва!

– Так, – говорю ему, – коса должна брить, а не рвать!

Ох, уж в этот день он травы накосил, как никогда! Подведёт лишь жалу, да и косить. Косить и хохочить, косить и хохочить! Ну, смешной, до упаду!

Дядя Коля любил ещё выпить. И опять отец рассказывал.