Иосиф

В то время Лобач работал на тракторе ДТ-54. И зачастил он ездить по хуторской дороге, что пролегала мимо двора Головановых. А ездил примерно в одно и то же время – вечером, когда пыльное козье стадо приближалось к хутору. На лавочках у хат восседало женское население в ожидании своих овечек, козочек. Это было как раз то время, когда за весь трудовой крестьянский день выпадали приятные нерабочие минутки! Лавочка у Кати Головановой не стала вмещать вблизи живущее сара-фанное население. Помню, дядя Колька, отец Сашки, во главе с «жаной» своей Еленой даже лавку поменял: рас-ширил её и удлинил. Но! Некоторые бабки приходили со своими табуретками! Фактически шли на спектакль! Бесплатный. Ждали не только стадо, ждали Пашу на тракторе! А трактор Паши ДТ-54 был хоть и надёжный, но модификации уходящей! И по неизвестным причи-нам стал он ломаться как раз напротив густо усиженной Катиной лавочки. То шплинт на тракте срежет или вода в радиаторе закипит, а то и просто заглохнет и всё тут! А бабы сидят и ждут.

Хата Головановых отстоит от хуторского машинного и тракторного парка метрах в двухстах. Так что движение Пашкиного трактора у всех как на ладони.

– Гля, гля! Показалси! Хи! – начинает колючая востроносая хохотушка бабка Варька, соседка Головановых. На комедию она приходит со своим колченогим стульчиком о трёх ножках, обгрызанных собаками. Четвёртая ножка имелась, но по дороге на «спектаклю» она часто выпада-ла, и бабка Варька плюнула и перестала ввёртывать её. У старухи же был ещё и костылик. Так, чтобы не падать с трёхножки, бабка Варька приваливается спиной к плетню, а костыликом упирается в залузганную семечками, истоптанную землю возле лавочки.

– Интересно будить, чаво ж у няво нынча сломается? – вводит свой вопрос Нина Дмитриевна, мама наша.

– Вода потикёть! – гадает крупнотелая, некогда красавица баба Клавдя.

– Не-е, Клавдя, – тянет баба Маша. Баба Машка живет ближе к нам, Богучаровым. – Она уже у няво вчарась тякла!

– Не-ет, Машка, – поправляет Марию Варвара. – Ты вчарась опоздала, а вчарась у няво какой-та шпендик выскакывал! Хи-хи-хи!

– Не шпендик, а шплинт! А потом и вода потякла! Вы чё?! – негодует Сашка дружок.

– Он нам тут всю дорогу ископытил со своими шпендиками! И всё ближе и ближе к нашей хате взрыхляется! Не удивлюсь, если скоро в нашем дворе этот Пашок радиатор начнёть чинить! – притворно негодует хозяйка лавочки тётя Лена.

– Да всё к тому идёть! – хихикает тетка Варька.

– Яво или отвадить нужно, или чё-то делать надо, Катюра? – непонятно с каким отношением опять берёт слово тетя Лена. Нравится ей Пашок, как будущий зять, или не нравится? С грубоватым голосом грубоватая внешне тетя Лена была добрейшей души человек! Она умела валять валенки. И я видел эту физически тяжелую и изнурительную работу. – Слышь, Катюра?

– О, а я че? – смущается Катюра.

– Ты, конечно, ни чё! – смеётся наша мать. – Это мы, бабы старые – чё! Завлякаим Пашка тваво!

– Да никакой он не мой!

– Хи-хи-хи! – на разные лады нестройно хохочут бабки.

– Иди, вон, платю поменяй, ЧЁ! В этой, как дурёха? – приказывает тётя Лена.

– Ой, мама! – машет Катя и стремглав бежит в хату.

А Сашка – на дорогу, встречать трактор, который обязан сломаться!

– Сашка! Сашка! – кричит мать его тётя Лёна. – Куды ты под трахтор прёсси?

И пока трактор ещё движется, бабки успевают фразами перекинуться.

– Че он тянить?

– Да глупой!

– Да он её боится!

– Я и говорю – глупой, вот и боится! Тут смелей надо быть!

– Дождётся! Гля, какой цвяточик?

– Да-а, хто-нибудь сорьветь раньше яво, – беззубым ртом сладострастно пророчествует бабка Варька.

– Дурак ишшо! – в сердцах бросает тётка Лёнка.

И тут, действительно, трактор глохнет прямо супротив лавочки.

Паша с видом человека, попавшего в техногенную катастрофу, выпрыгивает из кабины и разводит руками.

– Пашка! – грубовато обращается хозяйка. – Ты прёсси прям в наш двор! Если чё хошь, так спроси!

– Тётя Лена, тётя Лена! – Пашок поднимает руки и тут красноречие его кончается.

Выходит Катюра в новом «плате». Красавица-а! Прямо – полная луна! Она у меня всегда почему-то, всегда ассоциировалась с томящей, щемящей душу весенней полной луной!

– Катюра, – смущается Лобач. Он, наверное, считал, что слово «КАТЮРА» – сплошное благозвучие. – Принеси водички!

– Давай, я! – срывается Сашка.

– Сиди, не тебя просють! – распоряжается тётя Лена. – Принеси, Катюра, водички, горлице человеку промочить.

– Можа чё и скажить…

– Путнева! – хихикает баба Варя.

Пока Катюра идет за водой, тёзка лезет в мотор, а бабки, бабки смотрят на него, как на новый блестящий пятак!

– Када жа табе, Паша, ДТ-75 дадуть? – пытают.

– Скоро, скоро! Кгы-кгы!..

– Можа, ломаться перестанешь…

– Можа! – хлопает Паша глазами. – Кгы-кгы…

Катя выносит литровую кружку воды и несёт страждущему Пашке, по дороге начинает хохотать, да так, что вся вода её из кружки выплескивается. Вместе с Катюрой начи-нают хохотать все старухи. Почему они тогда хохотали? Для меня до сих пор остаётся загадкой! Пашка принима-ет кружку, выпивает остатки и смотрит на Катю такими влюбленными глазами.

– Ты чё, Пашок, делаишь?