Иосиф

– Нас, знаешь, как строго предупредили, если мы нынче в школу не придём? Исключат, и всё!

– Да ерунда! – успокоил меня друг. – Исключат, мы вместе в Верхнюю Речку будем ходить! Там жа тоже четыре класса есть. Там возьму-уть! Куда они денутся!

– Да? – сначала я оживился и представил, как мы с Витькой вместе ходим на Верхнюю Речку. Но не успел я мысленный путь проделать туда и обратно, Атаман вздохнул:

– Но нас тоже строго предупредили.

– Тогда пойдем скорее…

– Я уже опоздал, – Атаман махнул рукой, а потом глаза его загорелись. – Слухай! А давай и тебя отсюда выгонят, и меня оттуда выгонят, и мы станем в Нехаево ходить в школу! Представляешь?! Вместе! В Нехаево нас точно возьмуть! У нас там одна знакомая учительница работает – родственница она!

– Да ты чё? Пешкодралом?! – возмутился я. – Да туда – двенадцать километров!

– И что?! Знаешь, там по дороге прудок есть! В мае, знаешь, как мы там накупаемси?

– Да знаю! До этого прудка сто километров! И рассказывают, в том прудке пиявки, как змеи здоровые!

– О-о, да мне и двести ерунда! И пиявок я не боюсь! Я –наоборот их! Вообще!

Мы шли, фантазировали, но по пути нам встретился ещё один терновник. И на нём мы посидели. Тут тёрн оказался чуть слаще. А потом перед нами предстала яблонька с большими-пребольшими яблочками. Я и вчера, и позавчера, когда шел один, обращал на эту яблоньку внимание, но не рискнул лазить. Находилась она в самой гущине терновника! В этом терновнике и тёрн показался нам крупней, чем в тех двух кустах, и вкуснее, но сначала яблонька захватила наше внимание.

– О-о! – издалека, увидев её, заорал Атаман. – Полезли!

Мы и год, и два года назад сидели на ней и ели сочные сладкие яблоки. Это же была наша любимая яблонька! Забраться на неё не составляло большого труда. Все веточки и сучки нам были знакомы и, забыв про все родительские и учительские угрозы, мы сидели на ветках и кусали слегка подмороженные яблоки. Мы ели их и из левых рук, и из правых, и одним ртом. Соревнование такое устроили –кто больше одними зубами, без помощи рук может откусить висящее яблочко. Надкушенные яблоки падали, а мы всё выше и выше поднимались. Витька и тут вышел победителем. Мне показалось, что у него зубы были длиннее моих и рот шире. Вообще, Атаман был меня ловчее и выносливей. В спорах на предмет – КТО ЛУЧШЕ – я всегда проигрывал. Кроме чтения. Несмотря на то, что Витька был старше меня, читал я быстрее его. Но моё это единственное преимущество я не ставил в расчет с Атаманом.

– А чего это про Ленина Ильина табе сказала? – наевшись вволю, спросил меня дружок с хрипотцой.

Я уж думал, что он забыл. Я вздохнул. Про Ленина со мной такая ужасная история вышла, что я её даже другу Витьке не рассказал. Теперь, вот, придется её выложить. И я ему выложил.

Те, кто учился в пятидесятые-семидесятые годы прошлого века, наверняка помнят в «РОДНОЙ РЕЧИ» портрет Володи Ульянова. Скорее всего, это был рисунок: мальчик Вова сидит за партой, сложив руки. Для меня этот рисунок был, как для верующего человека икона. Я все свои поступки сверял с мальчиком Вовой! Все мысли детские мои были направлены на то, чтобы постичь гениальность его! И с таким вот обожествлением моим вышла дурная история.

Как-то на уроке я благоговейно стал обводить этот портрет-рисунок чернилами. Обвёл. Жирный квадратик получился. Но! Чего-то не хватало в этой работе, а может, кто-то меня и подтолкнул под локоток! Вышло так, что решил я дальше конвертик сотворить. Сотворил. Жирный конвертик получился. И сидел я, и любовался ровным линиям, пересечению их… Единственно, что меня тогда немножко поколебало, – лица Вовы не стало видно! А тут Капитолина Яковлевна попросила «РОДНУЮ РЕЧЬ». Я и сунул свой учебник. Учительница приняла его, не поднимая головы, в журнале что-то отмечала. Вскоре она отложила в сторону журнал и открыла мою «РОДНУЮ РЕЧЬ».

– ЧТО? – увидев мой конвертик, ужаснулась Капитолина Яковлевна и обхватив голову вскричала: – ЧТО?! ЧТО?! Чей учебник?!

– Мой, – я пока не понял, что так в ужас привело учительницу, и почему она аж три раза воскликнула – ЧТО?

– Павел?! Да как? О-о! Да как ты?.. А-а-а! Да как ты смел? Подлец ты такой?! Да ты – уголовник! Ты! – О-о-о! Это – статья! А-а-а! Статья! Да как ты мог перечеркнуть великого вождя революции?! Мальчика Вову! Величайшего из величайших! Да!..Дети! Вы посмотрите на этого! Вы посмотрите, ЧТО, что сделал этот… О-о-о!

Стоит ли описывать мое состояние, когда я действительно понял, ЧТО я сделал?

– Да я конвертик рисовал, конвертик, – лепетал я.

– Конвертик?! – Не успокаивалась учительница. – Да это гроб! Гроб вождю пролетариата!

На следующий день в школу вызывали мать, а в колхозной конторе отдельно беседовали с отцом…

В общем, вышла у меня, по выражению апостола Павла, РЕВНОСТЬ НЕ ПО РАЗУМУ!

– Знаешь, как мне влетело от матери? – пожаловался я другу.