Иосиф

– Ладно, ладно! Хорошо, хорошо! – согласилась длинная Капитолина Яковлевна. – У древних людей, какие от обезьян произошли, у них были хвосты. Они все были просто обезьянами! Понимаете это? Обезьянами! Практически они поголовно были хвостатые! А потом постепенно, постепенно – миллионы за миллионами лет проходили – эти хвосты стали укорачиваться, укорачиваться… и когда эти миллионы и миллионы лет прошли, хвосты и отпали. – Капитолина Яковлевна на каждом миллионе лет наглядно укоротила хвосты!

– А почему они стали укорачиваться? – не отставал Лёня.

– А потому что человек стал умнеть. Умнеть и умнеть! У него появилась палка-копалка, понимаете, как это стало важно? Палка-копалка! Ну, про палку-копалку вам подробнее в Верхней Речке расскажут. А зачем умному человеку хвост? Правильно, дети?

– Правильно, – вразнобой ответили мы.

– А где они находились? – допытывался Лёня Лапин.

– Кто? Люди, или обезьяны?

– Нет, хвосты у древних людей!

– Ну, странный ты Лёня! Ты меня замучил своими глупыми вопросами! Где у древних людей могли находиться хвосты? Не на носу же, правильно? И не на пятке…

Все рассмеялись.

– А-а, у них хвосты были там, где у всех чертей они находятся! Я угадал, Капитолина Яковлевна? – проявил свою смекалку Федя Миньков.

– Какие черти? Федор? Ты что? – возмутилась Капитолина Яковлевна. – И чертей нет, и Бога нет, вы что?!

– Ну, как же?! У нас жа, в нашем углу, тётка Лёнка живёть…

– Не живеть, а живёт! Федор! Дети! Я устала вам повторять: учитесь говорить правильно!

– Ну, живёт, живёт, – замахал Федя, – тётка Лёнка, она жа ваша ещё родственница, но она жа с чертями знается!

– Миньков! Никакая она мне не родственница! Прекрати глупости пороть!

– Но все же про то говорять…

– Я тебя сейчас выгоню из класса! «Говорять»! Родственницу нашел мне! Я должна вам сказать и предупредить на будущее, что есть ещё люди, встречаются такие, которые всяческую глупость несут, но это редкие экземпляры, и у них, именно у них отрастают хвосты. И сейчас отрастают. Миньков, ты понял меня?! Так что учитесь хорошо! Миньков?! Тебя больше всех касается!

– А чего я? У меня троек нету.

Тот урок у нас закончился тем, что многие из нас, мальчишек, тайно полезли щупать свои копчики – а нет ли отростка? А Капитолина Яковлевна в конце занятий ещё раз взметнув руки уже с двумя указательными пальцами, строжайше предупредила о последствиях прогула.

А я пришел домой и радостно сообщил, глаза открыл матери, что мы произошли от обезьян.

– От каво?!

Я сбивчиво, но восторженно рассказал матери всё то, что услышал от Капитолины Яковлевны, не забыл напомнить, что завтра на престол к деду Митьке с бабой Дашей не надо ездить. Мать промолчала, но в моих глазах оставила свою затаённую улыбку. А когда отец вечером пришел из мельницы с работы и когда мы все сели ужинать, мать и сказала:

– Отец, у нас такая запятая выходить!

– Какая такая запятая?

– Да нам надо срочно катушок один построить.

– Какой катушок? В зиму? Какая стройка?! – удивился отец.

– Для Пашки!

– Для Пашки? Для какого Пашки? – Отец даже есть перестал и обратил внимание на Татьяну, на Сашку, но не на меня.

– Для нашего сына Пашки!

– Чавой-то такой?! – отец удивленно перевёл взгляд.

– Как бы что он у нас в хате не натворил!

– Чё он у нас могёть натворить?! – ещё больше изумлялся отец.

– Но он жа у нас, оказывается, от обезьяны произошел, –улыбка, с которой мать смотрела на меня, была какая-то не материнская, чужая.

– Какой обезьяны?! – отец уже стал нервничать.

– От макаки, можа и от мартышки.

– Какие мартышки?! Чаво вы пристали ко мне?! «Мартышки»! Катушок им строй! У вас чаво, делов никаких что ли нету? В люлюшки они играются!

– Ды вот, пришел из школы и с большой радЫстей объявил, что он произошел от обезьяны. Вишь, вон, сидить и светица аж!

– Капитолина Яковлевна нам так сказала, – стал учить я всех. – Она сказала, что Бога нет, чертей нет, и что мы все произошли от обезьян.

– А-а, это сурьёзно! – отец тут и ложку отложил, помолчал, и все застыли за столом и смотрели на отца. – Тогда, можа, яво к корове определим? – спросил он у матери. Спросил серьёзно! Будто вот сейчас, если мать даст согласие, возьмёт меня за рукав и отведет в катух к корове. – Я жа не успею новый построить! Глянь! Там снег вот-вот пойдеть! – добавил.

– К корове яво нельзя, – вдруг встрял самый младший из нашей семьи, брат Сашка. Ему на ту пору было около шести лет.

– Почему, Сашка? – поинтересовался у младшего отец.

– Корова могёть яво забрухать, – рассудил брат.

– Да, это – да! Макаку запросто забрухаить! – согласился отец и посмотрел на меня. Они все, кроме отца, держали ложки над столом и рассматривали меня!

– А куда жа мы яво денем? – спросила мать.

– К кроликам, – решила сестра, – кролики не брухаются, а шкурки у них тёплые.

– Шкурки-то, Таня, у кроликов! Им тепло, а Пашке нашему? Он жа там замёрзнить! А если на него двое трусов наденем? Но, – отец покачал головой, – вряд ли. Трусы не спасуть. Под открытым небом, – озадачился отец. – И я слыхал, кролики макаков сильно недолюбливають. А можа, всё жа рыскнём?

– Жалко, – одновременно протянули сестра с братом.