Иосиф

А никто ему толком не могеть ответить, никто его не видал, никто его не слыхал вчарась ввечер. А можа, кто и видал, слыхал, да промолчал. Свяжись с дураками, так и сам дураком станешь. И вот он, Партизан, направляется к мосту, чтобы перейти его, да и на Земляки направиться. К Серафиме с Настей. Путя-то туда ведуть! Ага! А как то-олькя он на мост, Партизан, а у него с животом! Он у него так прихватил, так прихватил! Ну, хоть что делай? Хыть тут вот, прям, вот, на мосту! Ага! Они жа вчерась с Дундуком свежатину ели! Самогон вчерась они пили под свежатину! Владимир Ильич, как сказывали, поросёнка накануне своей беды зарезал. Ну, видать, лишку и откушал, обожралси жирного, проще говоря! Ага! И вот табе результат налицо! Понос! Ну, он туда, суда, да под мост! А всю эту картину видал Иван Драгунов, потом не раз вспоминал, рассказывал. Он жа мой ровесник, Иван – он жа из раскулаченных! Но это отдельная песня, Паша, печальная песня! А в тот день он с ребятами, не могу табе сказать, кто там из мальчишек ещё был, но они вёрши проверяли. Там жа, в том месте в Тишанке всегда нали-ма ловили! А в кустах ребятишки были! На берегу! Им-то всё видать из кустов, а с моста не так заметно. Да и Ильичу в ту минуту было не до глаз чужих. В штаны как бы того… Ага! Не напороть! И вот он юркнул под мост, штаны снял, прости, Господи, за столом сидим. А что ты тут поделаишь? Так и было! И вот, значит, присел Владимир Ильич, прищурилси, глядь! Ба-атюшки! Пинжак с карманами перед его носом! И сам Дундук при пинжаке! Он аж… присел, куда ниже не садятся! Ага! Хорошо хыть какая-то травка под руками попалася!

– Товарищ Дундуков! – вот так вот Владимир Ильич зовёть, а товарищ Дундуков, как говорится, – ни бе, ни ме, ни кукарек. Сутки, считай, прошли! Вот ведь как бываить в жизни! Искал, искал и нашёл, да там, где и не ждал, и ни гадал! Он дело-то своё пока делал тёмное, да пуговички у пинжака расстябал. Расстябнул и крест обнаружил. О-о! Щщастья какая! Он аж зубами яво попробовал: золотой али как?

Ну, в общем, Паша, Владимир Ильич решил поступить мудро: и пинжак свой взять, и крест прихватить, и дружка сваво партейного не беспокоить. Дескать, пущщай отдыхаить! А как начал он пинжак сымать, а пинжак не сымается! Дундук жа застыл! И руки, и всё! И он энтот труп и туды, и суды, и на левый бок, и на правый! Катал, катал, переваливал. И пинжак, и дружка сваво партейного извалякал в своих этих, над чем трудилси и тужилси. Прости, Господи! «А мы, – Иван Драгунов рассказывал, –так сразу и подумали, что Партизан убил Дундука! Он жа, Партизан, по мосту, как бешенный бегал, бегал, а потом и под мост сам юркнул. А там присел. А Дундука мы не видали. А когда увидали, что Владимир Ильич что-то там копошится, чавой-то там катаить и ойкаить. А когда вгляделись – ба-атюшки! Там каталси не «чавой-то», а «хтой-то!»… Вот так, Паша, Драгунов рассказывал. А отчего ойкал Владимир Ильич? Это опять жа Драгун говорил: «Как вляпается, так подскочить и – «Ой!», как вляпается так и…

– Ну, хватить табе ойкать! – отец откинулся и решительно отодвинул от себя чай.

– Но это же истинная правда! Истинная правда, Палыч! Драгун жа так рассказывал. Ага! И что там дальше выходило? Ну, снял! Снял Владимир Ильич свой пинжак с карманами, но извазюкал весь!

– Ойкни ишшо раз, Нина! – поморщился отец.

– Ой! Ага! И вышло так, что крест и погубил мудреца. Он-то думал, что его никто не заметил. Тайком, тайком, как говорять, «потаясь от Бога, чтобы чёрт не видал», закончил своё дело, встряхнул пинжак, схватил крест, да тикать на Кулиновские. Пинжак свой почистил, крест припрятал, прищурилси, да и ждёть, чаво ана дальше будить. А дальше – чаво? Детвора-то всё порассказала взрослым, чаво видала. Дескать, дядя Партизан убил дядю Дундука! Взрослые – под мост! Действительно! Ляжить дядя Дундук, не дышить и руками не колышить. Молчить и пахнить. Ну-у, ктой-то из Авраамовских активистов – в Нехаево, в ГУПАВУ донёс. ГУПАВА тут же явилась. Вынула партейца из-под моста и сразу жа задаётся вопросом: а хто жа мог изничтожить их партейнова товарища, да ещё так подло извалякать его?

– А наш партейный товарищ с Кулиновских про то ведаить, – докладають активисты.

– Как эт так? Ведаить, а нам не докладаить?! И хто эт такой?!

– А Владимир наш Ильич! Партизан!

– Владимир Ильич ваш?! Подлец! Какой подле-ец!

ГУПАВА тут же на Кулиновские, к Партизану. А тот сидить за столом, в окошку поглядываить да сальцо откушиваить: и знать, дескать, не знаю про смерть товарища сваво партейного!

Говорять, что даже чуть не подавилси, когда услыхал про энту смерть:

– Как?! – мол, – да хто мог изничтожить маво наилучшего идейного дружка?!

А у него про крест спрашивають:

– А куда ты, Владимир Ильич, подевал крест?

– Какой крест? – щщурится Владимир Ильич.

– Золотой?