Иосиф Бродский глазами современников (1996-2005)

Хороший вопрос! Адресат любовных посланий всегда нем, на то он и адресат. И слава Богу, не хватало бы нам еще и реплик адресата. Но если серьезно, муза только своей недоступностью и немотой покоряет поэта. Поэт — это Татьяна Ларина, муза — Онегин, а все остальные действующие лица — читатели.

Для поэта-мужчины идеальная муза — это блоковская "Незнакомка", чей зыбкий образ мелькает в подсознании поэта и провоцирует его воображение своей аморфностью. Для поэта-женщины идеальный представитель музы — это летучий голландец, как это отметил Юнг в своих рассуждениях об Аниме и Анимусе.

Бродский задавал масштаб, малодоступный для молодых поэтов. Чему вы научились у Бродского как поэт?

Это сейчас он недоступен для молодых поэтов, а тогда, когда я с ним общалась, он был достаточно доступен. Дело вообще не в возрасте, а в сознании человека, социума. Его масштаб соответствовал эпохе, и он был человеком своего времени. Сейчас другие времена, другой век, другая эпоха. Сейчас слово "инакомыслящий" уже можно считать анахронизмом.

Я бы даже так сказала: Бродский тогда был более доступен студентам американских вузов, нежели сейчас был бы студентам российских вузов. Я уже десять лет живу и работаю в русскоязычном мире (на Украине и в России), средний возраст моих сотрудников двадцать семь лет, многие из них выпускники инязов и пединститутов. Из ста человек, может быть, двое-трое читали Бродского, а им уже почти сорок, и, кстати, никому из этих ста не знаком владимовский термин "верный Руслан". Как это все прошло мимо них, понятия не имею. Просто вся эта знаменитая литературоцентричность России — большой миф!

Последний год я провела на Сахалине, здесь есть театр имени Чехова, музей имени Чехова, гора имени Чехова, наверное, поселок имени Чехова и также улица имени Чехова, в конце которой я живу, но книги Чехова не продаются ни в одном в книжном магазине, здесь нигде невозможно достать его "Остров Сахалин". Продолжают читать только чудаки и специалисты, извините меня ради бога, но мне уже давно "совершенно все равно, где совершенно одинокой быть", и я также давно смирилась со своим чудачеством. Здесь нет читателей, в этой постсоветской России, ну во всяком случае не больше, чем в западных странах. Неужели нам так важно и нужно, чтобы кухарки и работники птицефабрик читали Пушкина или Шекспира? Мне, например, все равно, пусть литература будет элитарной, пусть ее читает только тот, кто может, и тот, кто хочет. От образованщины и уравновиловки все равно никакого толка нет и не было.

Но вернемся к Бродскому. Чему я научилась? — Ну, наверное, самое ценное для меня было присутствовать при его разборках стихов на семинарах и наблюдать за ходом его мыслей. Несомненно, он заставлял нас всех напрячься. Он был элитарным поэтом все-таки, хранителем огня, переданного ему лично последним представителем Серебряного века.

Какие благоприятные условия создает эмиграция для поэта? О неблагоприятных мы все наслышаны.

Не знаю, мне трудно вообще представить себе благоприятные условия для поэта, это как оксюморон, что ли? Неужели они бывают? Эмиграция — это уже устаревшее понятие, сейчас люди отправляются на заработки на Запад, это новые остарбайтеры.

Как вы узнали о смерти Бродского и что вы при этом почувствовали?

Горе и одиночество. Как я узнала и как не узнала о его смерти? С 1994 года я живу на Украине и до 1997 года в основном жила и работала на территории бывшей советской войсковой части, расположенной в одном городе, в середине Украины. После работы часто отключали свет во всем городе, и приходилось проводить вечера при свечах. Чтобы не сойти с ума и не позволять мыслям о Елабуге просачиваться через мое сознание, я запоем перечитывала Дюма. О Елабуге — я должна признаться, что судьба Цветаевой для меня является своего рода эталоном, поэтому в трудные минуты мне всегда вспоминаются цветаевские окончательные безвыходность и безнадежность в Елабуге и ее разрешение этой ситуации.

В конце января 1996-го я поехала в Москву, где собиралась встретиться с родителями и сходить с ними на Татьянин день в новый храм Святой Мученицы Татианы при МГУ. Погода была отвратительной, лежал мокрый, грязный снег, и мы еле доехали, а потом еле дошли до церкви. Там мы пожертвовали деньги на храм, о чем мы даже получили свидетельство. Время мы провели хорошо, и в воскресенье, до своего отъезда обратно в Киев, я договорилась встретиться со своей подругой детства в итальянском ресторане на Арбате.