«Победа была и в самом деле полная, — пишет Ренан. — Полководец нашей крови, нашей расы, человек такой же, как и мы, во главе легионов, в которых мы нашли бы, если бы имели возможность проследить это, многих из наших предков, сокрушил твердыню семитизма, нанес теократии, этому грозному врагу цивилизации, самое великое поражение, какому она когда-либо подвергалась. Это был триумф римского права, или скорее рационального права, чисто философского творения, которое не предполагает никакого откровения, над еврейской Торой, плодом исключительного откровения… Каждая победа Рима была прогрессом разума; Рим внес в мир принцип, во многих отношениях стоявший выше еврейского принципа, — я говорю о светском государстве, которое основывается на чисто гражданском познавании общества. Всякий патриотический порыв заслуживает уважения; но зелоты были не просто патриотами; они были фанатиками, сикариями невыносимой тирании. Они хотели сохранить во всей его силе кровавый закон, который разрешал побивать камнями неблагомыслящего человека. Они отвергали общее право, светское, либеральное право, которому нет никакого дела до верования индивидуумов. Рано или поздно из римского права должна была выйти свобода совести, тогда как из иудаизма она никогда бы не вышла. Иудаизм мог породить только синагогу или Церковь, цензуру нравов, обязательную мораль, монастырь, мир вроде общества V века, в котором человечество утратило бы всю свою крепость, если бы варвары его не смели. В самом деле, лучше пусть царствует воин, нежели священник, ибо воин не стесняет духа; при нем можно свободно мыслить, тогда как священник требует от своих подданных невозможного, т. е. веры в известные идеи и обязательства всегда признавать их истиной».
Однако вслед за этим Ренан тут же констатирует:
«Но открывшийся при этом громадный пробел обрекал эту победу Тита на бесплодие. Наши западные расы, при всем их превосходстве, всегда обнаруживали свое плачевное ничтожество в религиозном отношении. Извлечь из римской или галльской религии нечто подобное Церкви было бы бесплодной попыткой. Всякая победа над религией бесплодна, если не заменить эту религию другою, по меньшей мере, одинаково удовлетворяющей потребностям души, как и прежняя. И Иерусалим отмстит за свое поражение; он победит Рим через посредство христианства, Персию через посредство Ислама, разрушит античное отечество, сделается для лучших людей градом душевным. Наиболее опасная из тенденций Торы — создать закон в одно и то же время нравственный и гражданский, дающий социальным вопросам перевес над вопросами военными и политическими, — получит преобладание в Церкви…»
При всей предвзятости, если не сказать больше, это очень верное и глубокое наблюдение. Иерусалим действительно в исторической перспективе экзистенциально победил Рим, и не случайно многие историки христианства убеждены, что оно бы не распространилось так быстро по всей территории империи, не случись гибели Иерусалимского Храма. Впрочем, спорить по данному вопросу можно долго, и любая точка зрения в данном случае будет носить исключительно гипотетический и недоказуемый характер.
Мы же продолжим наше повествование о жизни и творчестве Иосифа, который вместе с римским гражданством в знак особого покровительства императорского дома получил и его родовое имя, став Иосифом Флавием. И именно под этим именем ему и суждено было войти в историю.
Часть третья. Заложник вечности
Глава 1. Свой среди чужих, чужой среди своих
Итак, в 71 году Иосиф оказался в Риме.
Ему было 34 года, он был еще полон сил, но вся его прежняя жизнь была разрушена. Как, впрочем, и жизнь всего его народа. Разрушение Иерусалима и Храма, полная утрата Иудеей даже той призрачной автономии, которой она обладала, означали потрясение не столько даже экономических и социальных, сколько мировоззренческих основ, на которых на протяжении многих столетий зиждилась жизнь нации. Одновременно рухнули и все планы на будущее, которые выстраивал Иосиф всего несколько лет назад, когда всё казалось таким ясным и устойчивым, — членство в Синедрионе, участие в управлении Храмом и народом, надежда стать когда-нибудь первосвященником… От этих перспектив не осталось ничего, кроме горьких сожалений о несбывшемся, и надо было начинать жизнь заново, что в его возрасте в любые времена непросто.
У нас нет никаких сведений о том, что Тит или Веспасиан лично пригласили Иосифа переехать на постоянное жительство в Рим. И всё же очень многие факты свидетельствуют, что такое приглашение имело место.