«Если бы Анан остался жив, — пишет он, — то, во всяком случае, состоялось бы мирное соглашение. Ибо он был могущественный оратор, пользовался огромным влиянием на народ, и ему уже удалось подчинить себе тех, которые стояли у него на пути или требовали войны. Под предводительством такого вождя иудеи доставили бы еще много хлопот римлянам. Тесно связан с ним был Иешуа, который хотя и не выдерживал сравнения с ним, но других превосходил. Но Бог, думается мне, решил уничтожить оскверненный город и очистить огнем храм, — поэтому он отстранил тех, которые еще заступались за них и крепко их любили. Таким образом, людей, недавно только перед тем одетых в священное облачение, стоявших во главе распространенного по всему свету богослужения и с благоговением встречаемых всегда прибывавшими со всех краев земли на поклонение святым местам пилигримами, — этих людей можно было видеть теперь брошенными нагими на съедение собакам и диким зверям. Сама добродетель, думаю я, стонала над этими мужами и плакала над тем, что зло так восторжествовало над ней самой. Таков был конец Анана и Иешуи» (ИВ, 4:5:2).
В последующие дни зелоты и идумеи продолжили развязанный ими в городе террор, арестовывая всех, кто подозревался в сочувствии к «партии мира» и казня их в течение нескольких часов. Всего ими было убито 12 тысяч человек, в основном представителей зажиточных кругов, трупы которых бросали на улице для устрашения и запрещали их хоронить, что, повторим, с точки зрения еврейских законов было величайшим злодеянием и преступлением против законов Торы.
Как мы уже отмечали, Иосиф ранее называл два основных момента, сопровождавших победу зелотов и приведших в итоге к потере жизнеспособности еврейской квазигосударственности того времени: неспособность к реальной оценке общей военной и политической ситуации и подавление любого инакомыслия. После окончательной победы зелотов он указывает на третий: вопиющее попрание всех принципов правосудия.
В качестве примера он приводит историю суда над одним из самых яростных политических противников зелотов богатым иерусалимцем Захарием бен Барухом. Все же стремясь создать некую видимость правосудия, зелоты назначили судьями 70 мелких храмовых чиновников, не только не пользовавшихся авторитетом в народе, но и, судя по всему, не имевших никакого опыта судопроизводства — в твердой уверенности, что такие судьи будут покорно выполнять их волю.
Зелоты выдвинули против Захарии бен Баруха стандартное обвинение в предательстве — дескать, он направил своих людей к Веспасиану с предложением сдать город. Никаких доказательств этим утверждениям не было, суд изначально выглядел как фарс, и бен Барух, понимая, что его политические враги не потерпят иного приговора, кроме смертного, предельно кратко опроверг выдвинутое против него голословное обвинение, а затем сосредоточился на обвинениях самих зелотов в попрании закона, массовых убийствах и прочих преступлениях.
Вердикт судей прозвучал для них, как гром с ясного неба: не пожелав стать участниками фарса, они единогласно оправдали Захарию бен Баруха, прекрасно понимая, что такое решение может стоить жизни им самим.
Возмущенные решением судей, отказавшихся стать марионетками новых правителей столицы, зелоты прямо в зале суда Храма закололи Захарию бен Баруха, сбросили его тело со стены в пропасть, а затем ножнами мечей жестоко избили судей и выгнали их из Храма — с тем, чтобы они внушили испытанный ими ужас остальным жителям.
К этому времени до идумеев начало доходить, что их втянули в грязную игру; что обвинения законного правительства в измене были совершенно беспочвенными и, по сути дела, они способствовали к приведению к власти преступников и, таким образом, сами стали соучастниками преступления. Окончательно им стало это ясно после разговора с одним из зелотов, который тоже прозрел и отшатнулся от тех, чьи идеи совсем недавно разделял.
Разочарованные идумеи поспешили покинуть город, выпустив перед этим из тюрем две тысячи заключенных, бежавших, чтобы присоединиться к армии другого набиравшего в это время силу военного лидера Симона бар Гиора.
После ухода идумеев зелоты продолжили убийства всех, кто мог потенциально возглавить оппозицию их власти. Среди тех, кто был убит одним из первых, оказались блестящий оратор и подлинный сторонник демократии и соблюдения законности Горион (некоторые историки считают, что он и был тем самым Иосифом бен Горионом, о котором Флавий упоминал ранее), а также не раз отличившийся до этого в битвах против римлян полководец Нигер Пирейский. Последнего тяжело раненным проволокли по всему городу, а когда выволокли за стены, чтобы добить, Нигер попытался умолить своих мучителей удостоить его достойного погребения, но и в этом ему было отказано. Перед смертью Нигер проклял своих палачей и призвал Бога послать на их головы месть римлян, взаимную вражду, голод и чуму — и, как известно, эти проклятия сбылись почти в точности.