Иосиф Флавий. История про историка

Ханан, согласно Иосифу, начал с того, что предпочел бы умереть, чем видеть совершающееся зелотами осквернение Храма. Но вслед за этим он напомнил, что зелоты захватили власть в городе прежде всего потому, что другие граждане, видя творимый ими произвол и насилие, предпочитали не вмешиваться и наблюдать со стороны, как убивают их ни в чем не повинных соплеменников.

«Мы видели своими глазами, как точно из стада неразумных животных, каждый раз похищается лучшая жертва, — провозгласил р. Анан. — Никто не подымал даже голоса, не говорю уже о том, чтобы кто-нибудь шевельнул рукой. Но теперь вы опять будете терпеть? Вы будете терпеть, когда топчут ногами святилище? Если вы сами шаг за шагом протоптали этим злодеям дорогу к преступлению, то неужели вы еще и теперь не тяготитесь их властью над собою? Ведь они теперь пойдут еще дальше, если только найдут для опустошения что-нибудь более великое, чем храм… Вы ждете римлян, чтобы они пришли на помощь вашим святыням? Такое ли положение города и так ли мы уже беспомощны, чтоб враги должны были сжалиться над нами? А сами вы, несчастные, не восстанете? Не отразите направленных против вас ударов? Не сделаете даже того, что животные делают, и не будете мстить тем, которые вас бьют? Не хотите вы воскресить в памяти каждое отдельно совершенное злодеяние, чтобы под свежим впечатлением пережитых мук воодушевиться на месть? Убито таким образом в вас самое благородное и естественнейшее чувство — любовь к свободе. И мы, значит, превратились в рабские натуры и лакейские души, точно мы рабство получили в наследие от наших предков. Но нет, они за свою самостоятельность вели многие и великие войны, они не отступали ни пред мощью Египта, ни пред мидянами, лишь бы только не подчиняться чужой воле!» (ИВ, 4:3:10).

Таким образом, глава «партии мира» объявляет гражданские свободы, включая право на свободу слова, одной из высших ценностей, на котором зиждется благополучие общества. Победа любого вида тирании внутри страны объявляется им в этой речи даже большим злом, чем чужеземное господство: «Подчиненность чужеземцам может быть еще объяснена единичным неблагоприятным случаем; но, если гнут спину пред худшими из своих сограждан, так это трусость и самоотречение. Так как я упомянул здесь о римлянах, то я не хочу скрыть от вас, какая мысль мне пришла при этом в голову: мне кажется, что если бы мы были покорены римлянами, от чего храни нас Бог, нам не пришлось бы терпеть от них больше, чем от тех. Разве можно удержаться от слез при виде того, как в Храме, где можно даже видеть приношения от самих римлян, соотечественники прячут добычу, доставшуюся им от истребленной ими столичной знати и умерщвления таких людей, которые, если бы победили сами, то пощадили бы их! Сами римляне никогда не переступали чрез порог даже неосвященных мест, не нарушали ни одного из наших священных обычаев, со священным страхом они только издали смотрели на ограду храма; а люди, выросшие в нашей стране, воспитанные на наших законах и носящие имя иудеев, рыщут среди Святая-Святых в то время, когда их руки дымятся еще кровью их соотечественников! Должны ли мы бояться войны с внешними врагами, когда они в сравнении с нашими единоплеменниками более человечны? Если называть вещи их настоящими именами, тогда мы найдем, что блюстителями наших законов были именно римляне, между тем как их враги находятся среди нас. Что эти изменники свободы должны быть уничтожены и что никакая кара, какую только возможно придумать, не может служить достаточным возмездием за их гнусные дела — это убеждение, я надеюсь, вы все принесли уже с собой и еще до моей речи вы достаточно были ожесточены против них теми страданиями, которые вы перенесли» (ИВ, 4:3:10).

Эта страстная речь произвела должное впечатление, и народ стал вооружаться всем, что подворачивалось под руку. На улицах закипели бои, и хотя зелоты были лучше вооружены и уже более или менее обучены воевать, численное превосходство было явно на стороне толпы. В итоге «ревнителей» загнали в Храм, вокруг которого они заняли оборону.

Судьбу этого противостояния решил Иоанн Гисхальский. Он сделал вид, будто решил примкнуть к «партии мира», и добился того, чтобы. р. Ханан, желавший прекратить братоубийственную войну, направил его к зелотам для ведения мирных переговоров. Однако, явившись в Храм, Иоанн неожиданно принес зелотам присягу на верность и стал убеждать их, что Анан обманывает народ; что он уже отправил письмо Веспасиану, в котором выразил готовность сдать ему город. Переговоры же, продолжил Иоанн, старый раввин затеял исключительно для того, чтобы убедить их сложить оружие.

Таким образом, констатировал он, у зелотов остается лишь два выхода: либо сдаться на милость толпы, либо получить помощь извне, чтобы разомкнуть кольцо осады и затем взять город под свой контроль. И добавил, что на милость толпы особенно рассчитывать на приходится, поскольку стоит им остаться без оружия, и родственники убитых ими сограждан сведут с ними счеты.