Иосиф Флавий. История про историка

«…Подобные разговоры (о том, что Веспасиан более других достоин короны. — П. Л.) вели солдаты на своих сходках. Вскоре они собрались всей массой и, ободряя другу друга, провозгласили Веспасиана императором и призвали его на спасение обуреваемого отечества. Он сам давно уже был озабочен положением государства, не думая все-таки о собственном восшествии на престол. По своим заслугам он считал себя, конечно, достойным престола, но предпочитал спокойствие частной жизни опасностям такого блестящего положения. Но чем больше он отказывался, тем настойчивее сделались военачальники; солдаты окружили его с обнаженными мечами и угрожали ему смертью, если он не захочет с честью жить. После того, как он представил им все основания, по которым отклоняет от себя власть, но видя, что не может их разубедить, в конце концов уступил своим избирателям» (ИВ, 4:10:4).

Разумеется, эта картина не совсем соответствует действительности. Да, конечно, разговоры о том, что Веспасиан лучше, чем кто-либо другой, может справиться с бременем власти, в армии и в самом деле велись, но, вероятнее всего, они были инспирированы и подогревались по прямому указанию Веспасиана. И его попытки отказаться от предложенной чести, вне сомнения, были не более чем игрой.

15 июля 69 года Веспасиану присягнули сирийские легионы, а затем Агриппа и все вассальные цари Рима, владения которых располагались от Средиземного до Черного морей.

И все же, как бы ни были велики шансы Веспасиана, он отнюдь не мог считаться на тот момент законным императором. Как ни мала была вероятность его поражения, она все равно оставалась, и в этом случае судьба не только Веспасиана, но и всей его семьи была бы предрешена.

Но колесо уже закрутилось, и во многих городах Востока начались празднества и торжественные жертвоприношения в честь нового императора. В тогдашнюю столицу Сирии Берит (Бейрут) стекались посольства из разных стран, с тем чтобы принести новому императору дары и заверить его в своей верности. Здесь, видимо, и состоялось совещание отца и сына Флавиев с Муцианом о том, как им действовать дальше.

Здесь же, в Берите, произошло чрезвычайно важное событие в жизни Иосифа: Веспасиан, которого уже никто иначе, как цезарем, не величал, решил, что пророчество Иосифа можно считать исполненным и пришло время вернуть ему свободу.

Сам Иосиф Флавий рассказывает об этом событии не без пафоса, отдавая должное и Титу, который вспомнил об обычае, согласно которому в случае, когда пленник объявляется не просто вольноотпущенником, а человеком, который считается никогда не бывшим в унизительном положении раба, кандалы с него не снимаются, а перерубаются топором:

«Так как все шло навстречу желаниям Веспасиана и обстоятельства почти вполне складывались в его пользу, то ему пришло на ум, что не помимо божественного предначертания он взялся за кормило правления и что владычество присуждено ему высшей судьбой. Среди многочисленных других знамений, предвещавших ему господство, он вспомнил тогда и слова Иосифа, который еще при жизни Нерона осмелился величать его титулом императора. Он ужаснулся, когда вспомнил, что этот человек содержится у него еще в оковах, созвал поэтому Муциана с остальными полководцами и друзьями, охарактеризовал перед ними, во-первых, энергичный характер Иосифа и как последний воевал с ним под Иотапатой, рассказал затем о его пророчестве, которое он тогда принимал за выдумку, навеянную страхом, и которое, однако, как показали время и факты, исходило от Бога. „Было бы грешно, — продолжал он, — если бы этот человек, предсказавший мне господство и сделавшийся выразителем воли Бога, продолжал бы оставаться в положении военнопленника и по-прежнему влачил бы кандалы“. После этого он приказал призвать Иосифа и освободить его от оков. Эта признательность, проявленная Веспасианом к чужому, послужила для самих полководцев указанием на лучшее будущее. Тит же, стоявший возле своего отца, в это время сказал: „Было бы справедливо, отец, если бы вместе с оковами снять с Иосифа также и позор: если вместо того, чтобы развязать его от цепей, мы разрубим последние, тогда это будет равносильно тому, как будто он их никогда не носил“. Таков именно обычай по отношению к тем, которые невинно были подвергнуты оковам. Император дал на это свое согласие: подошел слуга и разрубил цепи. Таким образом восстановлена была честь Иосифа в благодарность за его пророчество, и отныне стали относиться с доверием к его словам в вопросах о будущем» (ИВ, 4:10:7).