«Получены достоверные сведения, что вы все, от командующего Юго-Западным фронтом до членов Военного совета, настроены панически и намерены произвести отвод войск на левый берег Днепра.
Предупреждаю вас, что, если вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода войск на левый берег Днепра, не будете до последней возможности защищать районы УРов на правом берегу Днепра, вас всех постигнет жестокая кара как трусов и дезертиров».
Ситуация же на фронте ухудшалась с каждым днем.
29 июля Жуков доложил Сталину, что Юго-Западный фронт необходимо целиком отвести за Днепр.
— А как же Киев? — спросил Сталин.
— Киев придется оставить, — сказал Жуков.
— Что за чепуха? — взорвался Сталин. — Как вы могли додуматься сдать врагу Киев?
Жуков писал в мемуарах, что предложение оставить Киев и отвести войска Юго-Западного фронта за Днепр и стало причиной его отставки с поста начальника Генерального штаба.
Присутствовавшие при разговоре Мехлис и то ли Маленков, то ли Берия (Жуков в разное время называл разные имена) подогрели недовольство Сталина. И Жуков отправился командовать войсками Резервного фронта.
Точнее было бы сказать, что Сталин убрал Жукова из Генштаба, ставя ему в вину катастрофу первых дней и не считая его способным наладить бесперебойную работу.
Возможно, Жуков вообще не был создан для штабной работы. Во всяком случае, в 1930 году командир 7-й Самарской кавалерийской дивизии Константин Константинович Рокоссовский, аттестуя своего подчиненного Георгия Жукова, командира 2-й бригады, писал: «На штабную и преподавательскую работу назначен быть не может — органически ее ненавидит».
Жукову представилась возможность попробовать себя на фронте. Впрочем, это не было опалой, Георгий Константинович остался и заместителем наркома обороны, и членом Ставки Верховного главнокомандования. Штаб Резервного фронта располагался недалеко от столицы, и в августе Жуков несколько раз присутствовал на заседаниях Ставки.
Надо отдать должное Георгию Константиновичу. Отставка с поста начальника Генштаба не изменила его характер и не повлияла на взаимоотношения с вождем. Когда он считал себя правым, отстаивал свою точку зрения до последнего.
Рокоссовский в своих воспоминаниях описывает поразивший его разговор Жукова и Сталина.
Сталин поручил Жукову провести небольшую операцию, кажется в районе станции Мга, чтобы чем-то облегчить положение ленинградцев. Жуков доказывал, что необходима крупная операция, только тогда цель будет достигнута. Сталин ответил:
— Все это хорошо, товарищ Жуков, но у нас нет средств, с этим надо считаться.
Жуков объяснял верховному:
— Иначе ничего не выйдет. Одного желания мало.
Сталин не скрывал своего раздражения, но Жуков твердо стоял на своем. Наконец Сталин сказал:
— Пойдите, товарищ Жуков, подумайте, вы пока свободны.
Рокоссовскому нравилась прямота Георгия Константиновича. Но когда они вышли, он сказал, что не следовало бы так резко разговаривать с Верховным главнокомандующим.
Жуков ответил:
— У нас еще не такое бывает...
Начальником Генштаба опять стал маршал Шапошников. Он был образованнее Жукова, но уступал ему в решительности и готовности отстаивать собственную точку зрения.
Шапошников, став начальником Генштаба, на доклады в Кремль брал с собой заместителя — Александра Михайловича Василевского. Василевский вспоминал, что встречал их Сталин не слишком доброжелательно:
— Не успевали мы переступить порог его кабинета, как он разражался гневными и к тому же грубыми упреками в адрес Генштаба, который якобы работает хуже самой захудалой конторы. Конечно, после грубых нападок, упреков и подозрительных вопросов типа «На кого вы работаете?» никакого дельного доклада не получалось.
Однажды Василевский с Шапошниковым договорились, что не уйдут от верховного, пока не получат от него разрешение на отвод армий Южного фронта на восемьдесят—сто километров. Зашли они в кабинет, и к их удивлению вождь на сей раз не ругал Генштаб. На своей карте, разложенной на столе, Сталин указал красную линию, за которую надлежало отвести войска Южного фронта.
Новый рубеж был удален всего на восемь—десять километров от тех позиций, на которых находились войска. Руководителям Генштаба было ясно, что через час-два и новый рубеж будет захвачен противником. Василевский выразительно посмотрел на Шапошникова. Борис Михайлович закрыл портфель и собрался уходить. Василевский все же решился и доложил Сталину соображения Генштаба. Сталин выслушал и согласился.
Когда уехали из Кремля, вспоминал Василевский, чувствовалось, что Шапошников был недоволен невыдержанностью своего заместителя. И уже в машине он сказал:
— Ах, голубчик, как вы смелы. Главком уже принял решение, а вы навязываете ему наши предложения.
Шапошников возражать Сталину не решался.
Борис Михайлович был чуть ли не единственным человеком, к которому Сталин обращался по имени-отчеству. Никогда не повышал на него голос. Рядом с Шапошниковым он чувствовал себя комфортно. Ему нравилось иметь рядом с собой рафинированного военного интеллигента.